Рассказы

Потребовалось некоторое время, чтобы подготовить госпожу Хейлигер к известию о возвращении сына, ибо бедная старушка оплакивала его как погибшего; к тому же здоровье ее было подорвано многочисленными утешителями, которые ежедневно старались ободрить ее рассказами о духах и о людях, унесенных дьяволом. Дольф застал ее в постели рядом с другим членом семьи Хейлигеров — кошкой, которая по-прежнему терлась и мурлыкала около милой старушки, несмотря на то, что шерсть ее была основательно опалена, а от усов, гордости ее кошачьей физиономии, почти ничего не осталось. Бедная женщина обвила руками шею своего бесценного Дольфа. «Мальчик, мой мальчик! Ты жив!» Госпожа Хейлигер, казалось, забыла о всех своих бедствиях и заботах — так обрадовало ее неожиданное возвращение сына. Даже мудрая, невозмутимая старая кошка обнаруживала несомненные признаки радости. Она понимала, пожалуй, что все они одиноки и обездолены, и испытывала тот прилив нежности, который знаком лишь товарищам по несчастью. Вообще, говоря по правде, зря так чернят кошачью породу: в ней гораздо больше чувствительности, чем принято думать.

Глаза почтенной женщины заблистали, когда она увидела еще одно существо, радовавшееся возвращению ее сына.

— Тиб узнает тебя! Бедная бессловесная тварь! — сказала она, поглаживая пятнистую шубку своей любимицы; затем, опомнившись и грустно покачав головою, она добавила: — Ах, мой бедненький Дольф! Твоя мать не в силах помочь тебе. Она больше не в состоянии помочь и себе самой. Что станется с тобою, мой мальчик?

— Матушка, — сказал Дольф, — довольно, остановитесь! Слишком долго был я для вас обузою; пришло время и мне позаботиться о вас на старости лет. Довольно! Забудьте печаль! Вы, я да Тиб увидим еще лучшие дни! Как видите, я молод, здоров и крепок; не будем отчаиваться; я говорю вам, что так или иначе, а все устроится к лучшему.

Пока эта сцена происходила в семействе Хейлигеров, молва донесла до доктора Книпперхаузена весть о благополучном возвращении его незадачливого ученика. Маленький доктор не знал, радоваться ли ему или печалиться. С одной стороны, он был чрезвычайно доволен, что враки, распространяемые об его загородном доме, будут таким образом опровергнуты; с другой стороны, его огорчало, что ученик, от которого, как ему казалось, он так легко и просто избавился, снова навалился на него тяжким бременем. Колебания его, однако, вскоре окончились благодаря мудрому совету фру Ильзи, которая предложила воспользоваться самовольной отлучкой юноши и на этом основании навсегда захлопнуть перед ним дверь.

К вечеру, когда, согласно предположениям, нерадивый ученик должен был явиться на брошенную квартиру, все было готово к его приему. Дольф, утешив и успокоив мать, направился к дому своего бывшего наставника и хозяина и дрожащей рукой взялся за дверной молоток. Но едва раздался его робкий стук, как в одном окне показался красный ночной колпак доктора, в другом — белый колпак домоправительницы, и на Дольфа посыпался град брани и крепких словечек вперемежку с драгоценнейшими советами, которые можно услышать не так чтобы очень уж часто: обычно их преподносят друзьям, попавшим в беду, или преступникам на скамье подсудимых. Через несколько мгновений не было ни одного окошка на улице, в котором не торчал бы свой, туземный ночной колпак, прислушивающийся к резкому дисканту фру Ильзи и гортанному кваканью доктора Книпперхаузена; от окна к окну полетело: «Это Дольф возвратился назад; опять он со своими проделками!» Короче говоря, бедняга Дольф понял, что от доктора ему не получить ничего, кроме добрых советов, то есть вещи, которая у всех имеется в таком изобилии, что ее, не в пример прочему, щедрой рукой подают из окна. Итак, он решил отступить и расположился на постой под скромным кровом уважаемого Петера де Гроодта.