Рассказы

Леппялехти вытер слюну с ушибленных губ и, придерживая одной рукой багор, лежавший поперек люльки, заглянул вниз.

Он проснулся во-время. Там опять начинался затор, и опять около того же кривого камня, покрытого зеленой слизью. Какая-то очень тяжелая кокора вцепилась в него своей корневой частью, а другим концом уперлась в соседний камень, низенький и широкий, возле которого постоянно клубилась белая пена. Кокора окунулась в эту пену и не захотела двигаться дальше. А на нее полезли другие бревна, тоже пачкаясь в пене и тоже готовые приткнуться тут надолго.

Но Леппялехти, внимательно нацелившись, вонзил сверху багор в ленивую кокору и, оттянув ее от зеленого камня, протолкнул вперед. Вслед за ней пришли в движение и остальные бревна. Со стоном и кряхтением протиснулись они между обоими камнями, налезая друг на друга и становясь на дыбы. А ветер сдул с них пену и понес ее над кипящей рекой, словно клочья ваты.

Когда бревна, вырвавшись на свободу, помчались вперед, Леппялехти бросил взгляд на все остальные камни. У остальных камней пока еще не было видно скопления бревен. Тогда Леппялехти втащил обратно свой длинный багор и снова положил его поперек люльки.

Все бы ничего, но оба каменистые берега, поросшие густым хвойным лесом, попрежнему орали голосом Юхо Ахо:

— Леппя-лехти, Леппя-лехти, Леппя-лехти!

И от этого крика некуда было деваться. Юхо Ахо стоял метров за триста выше по реке и, как всегда, драл свою широкую глотку.

Леппялехти мог бы даже увидеть его, если бы оглянулся. Но Леппялехти не хотел оглядываться и не хотел его видеть. Он хотел бы находиться как можно дальше от Юхо Ахо. Он даже просил мастера не ставить Юхо близко к его участку во время сплава, но мастер не послушался и поставил Юхо почти рядом с Леппялехти, у круглых камней. И теперь ни днем, ни ночью не было от него покоя.

Если бы Леппялехти был уверен в том, что вот этот участок у нижних порогов отдадут кому-нибудь другому, а не Юхо Ахо, то он бы отказался от него и ушел бы куда-нибудь подальше к верховьям на срывку леса, только бы не видеть и не слышать Юхо Ахо. А в люльке пускай бы болтался кто угодно. Но он знал, что если он откажется, то этот участок сразу же отдадут Юхо Ахо, а Леппялехти никак не хотел, чтобы этот участок достался Юхо Ахо. Пусть нижние пороги достанутся кому угодно, но только не Юхо Ахо.

Вот почему Леппялехти молча кивнул головой, когда мастер предложил ему занять место у нижних порогов.

Может быть, мастер тоже тайком про себя думал, что не Леппялехти заслужил право на нижние пороги, а Юхо Ахо, но он вслух не сказал этого. И Юхо тоже не спорил. Ну и что ж! Пусть пеняют на себя. Леппялехти никак не мог им уступить на этот раз нижние пороги. Он еще в начале соревнования заявил, что выиграет эти пороги, и он должен был всем показать, что он действительно выиграл их. Вот и все.

Правда, что-то заскребло у него на сердце, когда он кивнул мастеру, и после этого он опять не решился подать ему заявление о вступлении в партию. Но что ж делать? Иначе нельзя было поступить.

Леппялехти достал из кармана трубку и начал набивать ее табаком.

Юхо Ахо умолк на время. Должно быть, он завалился кверху брюхом на солнце или жрал что-нибудь в своем шалаше. Делать ему там почти нечего. Леппялехти хорошо знал его участок. Несколько больших камней засоряют на том участке реку у самого берега. Если между ними иногда и застрянут бревна, то это не мешает основному потоку леса двигаться по реке дальше, мимо этих камней.

Юхо может очистить камни сразу от первых же застрявших в них бревен, а может спокойно проваляться на берегу хоть весь день, дожидаясь большого завала, и от этого мало что изменится.

Мастер, конечно, знал, что Юхо будет бездельничать на том участке, но он рассчитывал, наверно, что Леппялехти устанет от бессонных ночей и запросит помощи, а Юхо легко может его заменить. Но он зря на это рассчитывал. Леппялехти не собирался никого звать на помощь и тем более — Юхо Ахо. Он собирался удержать за собой нижние пороги до конца сплава, хотя бы ему пришлось для этого не спать все десять суток подряд.

Леппялехти сунул трубку в рот и закурил ее, пригибаясь от ветра внутрь кабинки и пряча спичку в своих больших ладонях. Потом снова заглянул вниз и взялся рукой за трос, на котором висела кабинка.

Там, внизу, немного в стороне, опять начали скапливаться бревна.

Леппялехти, перехватывая рукой железный трос, подтянул туда кабинку и снова взял багор в обе руки, нацеливаясь вниз.

Ветер дул так сильно, что кабинка не только раскачивалась, но даже слегка сама передвигалась по тросу, поскрипывая обоими блоками, на которых она держалась. Сухие былинки, прошлогодние листья и даже мелкие сучья высоко взвивались над пенистым потоком, перелетая с одного берега на другой. Деревья на обоих берегах гнулись от ветра и шуршали своими густыми хвойными вершинами; вода шумно урчала и пенилась, разбитая на множество каскадов; бревна с глухим стуком ударялись о камни, и эхо, многократно отражая все звуки, превращало их в непрерывный ровный шум.