Рассказы

А русская деревня прямо кипела. Как будто кто-то отвязал цепь и пустил их на волю. Они со своими плугами прошли сквозь все межи и сделали такие огромные пашни, что приятно было смотреть.

Даже у нас на хуторах не выдержали. Все, кто жил за новой дорогой, слили свою землю с русскими.

Уйт строил за дорогой новый дом. Его сын ушел в этот новый дом и тоже слил всю свою землю за дорогой с русскими землями. Моя Нанни тоже ушла вместе с ним. Она ушла еще дальше от меня. Она ушла жить на землю, которая затерялась среди огромной чужой земли, доходившей, как черное море, до самой дороги.

А мы жили по эту сторону дороги.

Мы раньше ругали эту дорогу, потому что она мешала нам. Она отслужила свое, когда нужно было, и теперь была никому не нужна. По ней мало кто ездил.

Но теперь мы не хотели, чтобы дорога пропала.

Мы не хотели, чтобы через эту дорогу черное распаханное море надвинулось на нас.

Мы ругали и хвалили эту дорогу.

Старый Уйт был железный человек. Он не хотел итти за Эльмаром. Он хотел быть хозяином на своей земле. Он вспомнил свою силу и сказал, что он все равно будет жить лучше этих русских лентяев, которые переманили к себе его сына вместе с самой хорошей землей. Он злился как чорт и начал разделывать то, что у него осталось.

Но даже ему оказалось не под силу строить жизнь одному! Ну, а колхозники за это время очистили свои поля от камней и построили из них скотный двор. Потом они прошли на своих тракторах вдоль и поперек по очищенной земле.

Один раз мы смотрели, как они гуляли на этих тракторах по своим полям.

На одном тракторе сидел Эльмар Уйт. Мы видели, как он дал трактору полный ход, перерезал пополам дорогу и пошел по мягкой земле своего отца. Он сделал круг и снова перерезал дорогу. А с другого конца другой тракторист делал то же самое.

И мы видели, как по обеим сторонам дома Уйта выросли две огромные черные руки, готовые обнять этот дом и прижать к мягкой груди, у которой не было конца и края там, за дорогой.

Мы молчали со старухой в этот день. О чем нам было говорить? Мне нужно было следить в саду, чтобы не улетел рой. И я ходил между ульями и смотрел, как ведут себя пчелы. У меня всегда были наготове ведро с водой, веник и решето, в которое я сметал рой. Я по звуку мог определить, который улей собирается мне подарить новый рой.

Только вечером я сказал своей старухе:

— Вот теперь по этой дороге никто не будет ездить. Ее можно распахать.

Старуха сказала:

— Да, ее можно распахать. Только на что она нам? У нас и так много земли гуляет.

Я сказал:

— Это верно. На что она нам? Зачем я буду ее пахать? И когда я буду ее пахать? У меня нехватит силы запахать все. Вот если бы Эдуард был жив...

Я сказал это и пожалел, что сказал, потому что старуха опять ударилась в слезы. Она всегда плакала, когда вспоминала нашего сына.

Мне тоже было невесело в тот вечер. Я долго не спал. Перед глазами я видел две большие мягкие руки, которые обнимают дом и сад старого Уйта.

На другой день к нам пришли Эльмар Уйт и Нанни. У них был выходной день.

Они принесли с собой сынишку. Это был хороший мальчик. Он был мой внук. Он уже ходил и бегал сам и болтал что-то, понятное только ему самому.

Я весь день не пускал его от себя — такой он был толстенький и веселый!

Мы мало говорили с Эльмаром и все больше о пустяках. Только раз он спросил, много ли я запахал в эту весну. Я сказал, что почти ничего еще не пахал и что у меня в саду даже яблоки не все окопаны: пчелы отнимают все мое время, — но думаю в этом году запахать не меньше прошлого года.

Мы еще говорили о разных пустяках, смотрели сад, гусей и мой старый хлев, который уже косился набок. А потом они ушли и унесли своего сына.

И мне опять стало невесело. Я думал тогда, что такие люди, как Эльмар, даже в колхозе не пропадут. У них и сила, и молодые годы, и вера в эти колхозы. Они могут чорта сломать с этой верой.

Я заболел потом и лежал несколько дней в постели. Старуха совсем сбилась с ног. В эти дни она больше, чем всегда, кричала мне, что нужно нанять работника или работницу, что так без конца нельзя тянуть. Но я себе даже представить не умел, как это я буду держать чужого человека и он будет работать на меня. И я всегда удивлялся, как это братья Карьямаа держат и работников и работниц и не стесняются гонять их на работу.

Я совсем расстроился в эти дни, глядя на свою бедную старуху.

А один раз утром, когда я уже встал на ноги, старуха прибежала ко мне как сумасшедшая и закричала:

— Идем скорей! Смотри! Смотри, что они сделали с нашей землей!

Я надел туфли и побежал с ней через сад.

Моей земли не было за садом, и дороги тоже не было. Черное, распаханное море проглотило эту дорогу и захлестнуло на моей земле все, что я не пахал уже несколько лет.

Тут стояли два трактора, и около них закуривали свои цыгарки Эльмар Уйт и русский парень.

Это они работали тут всю ночь.

Они смеялись, черти, когда я подошел к ним.

Эльмар сказал по-русски: