Рассказы 1960-80-х годов

Дима осторожно снимает пластилиновую печать и висячий замок, потом отпирает ключом дверь и входит внутрь.

Люда распахивает дверь, и Дима из темноты гаража выводит лошадь.

— Просохла... бедненькая... — говорит Люда. — Есть хочет...

— Подержи ее, — говорит Дима.

Люда берет повод и гладит лошадиную морду. Дима запирает гараж и навешивает замок и печать.

— Поведем ее кормить, — говорит Дима.

— Куда?

— В лесной массив. А ты есть хочешь?

— Нет... А ты?

— И я нет...

Они берутся за повод и все втроем идут туда, где солнце встает из-за подмосковного леса.

...Солнце освещает кухню Дроновых. Завтрак стынет на столе.

Валентина и Дронов смотрят на Геннадия Васильевича, который чиркает спичкой, а спичка не загорается.

— Перестань курить, — говорит Валентина.

— Перейдем к делу, — говорит Дронов.

— Пожалуйста, — отвечает Геннадий Васильевич.

— Где будет жить лошадь?

— У меня в гараже.

— А машина где?

— Не знаю, не знаю... — говорит Геннадий Васильевич. — У дома постоит... Не знаю... Гараж мой... У меня документы. Хочу — подарю, хочу — продам, хочу — с маслом съем... Мое дело...

— Он с ума сошел! — вскрикивает Валентина. — Машина стоит тысячи, а лошадь пятнадцать рублей.

— Лошадь пятнадцать рублей?! — с гневом откликается Геннадий Васильевич. — Пятнадцать рублей стоит ее шкура на бойне!.. А лошади цены нет! Ах, вы!.. Она всю жизнь воду возила, а вы ее на рубли?

— Успокойтесь... — говорит Дронов. — Мы ничего не хотели сказать.

— Что хотели, то и сказали... Ладно, с вами все ясно… Хватит... Я вчера провел счастливый день... Позовите Диму скорей... — сказал Геннадий Васильевич, тяжело задышал и взялся рукой за сердце.

Лесная чаща. Дальние голоса.

— Для лошади много надо — еда, запчасти.

— Какие еще запчасти?

— Ясли, поводья... Этот, как его...

— Хомут? Хомут нужно... Да-а, хорошая вещь, и недорого...

— Лошадь не вещь, — говорит девочка. — Она живая... Именительный падеж — кто? Родительный — кого?.. Она живая.

— Еще нужна стоянка и это... место для выгула.

— Может, ее в живой уголок? — спрашивает девочка.

— Правильно, хотя великовато... А машины эти что?.. Аккумуляторы, акселераторы, карбюраторы — одна вонь.

— А от лошади не вонь?.. А от лошади не вонь?

— От лошади запах!

Разговоры, разговоры...

...Длинные тени домов. Коля и Сережа входят в тень и идут к подъезду, у которого стоит машина «Скорой помощи» и двое зевак.

— Гляди... — говорит Сережа.

— Вижу, — отвечает Коля.

— Ну-ка, Луноход, давай живей,

— Я живо... Я живо...

Наконец они входят в подъезд, как раз когда по лестнице санитары несут на носилках Геннадия Васильевича.

Впереди носилок идет врач, позади — Валентина.

— Луноход, ты лошадь купил? — спрашивает зевака.

— Мы в складчину, — отвечает Коля.

Геннадий Васильевич открыл глаза.

— Коля, Сережа... — радостно говорит он. — Меня увозят...

— Держись, Гена, держись, — говорит Коля Луноход.

— Ничего, — радостно говорит Геннадий Васильевич.— Они у меня еще попрыгают... Они еще не знают, что их ждет.

— Папа... опомнись... — жалобно говорит Валентина.

— Коля, Сережа... если я помру — вы мои наследники, — сказал Геннадий Васильевич. — И Дима... Я на вас завещание напишу... Вы мои наследники.

Геннадия Васильевича задвигают в «Скорую помощь».

— Луноход, а рысак твой где? — спрашивает второй зевака.

— Пасется, — ответил Коля.

...Верблюды промчались справа налево.

...Олени промчались слева направо.

Лавина машин мчится прямо на вас.

Стоп. Красный свет.

Коля Луноход один шествует по «зебре».

— Вот он... — говорит Дронов. — Знаменитый Коля Луноход.

Они с Валентиной сидят в машине.

— Из-за него все... — говорит Валентина. — Аферист.

— Откладывать больше нельзя — сегодня за них возьмемся.

Машины срываются с места.

Синий дым.

...Пасмурное небо смотрит в окна больничной палаты. Дальний гул машин.

У койки Геннадия Васильевича сидят Дронов и Валентина. Оранжевые апельсины сияют на тумбочке.

— Папа... что с тобой? Что тебя заботит?.. Скажи — мы все сделаем... — говорит Валентина.

— Сено... — отвечает Геннадий Васильевич.

— Сено?

— Для лошади, — отвечает Геннадий Васильевич.

Дроновы быстро переглядываются.

— Тут по телевизору выступал женский хор, — говорит Геннадий Васильевич. — Солистка пела, как старый пришел к ней в гости, и жил у нее три недели, и заболел... Она приняла меры, отвела его на море... и он захлебнулся. Шуточная песня... очень веселая... Все подпевали...

— Папа... машина ржавеет... Ты вспомни, сколько сил на нее убили.

— Семьдесят лошадиных сил, девяносто лошадиных сил, — ответил Геннадий Васильевич. — А мне нужна всего одна.

— Что ты с нами сделал? — сказала Валентина. — Ты подумал? Эта история с лошадью... Над нами на работе смеются.

— Уже смеются? — с интересом спросил Геннадий Васильевич.

— Старую клячу пожалел, а семью не пожалел...

— А кто пожалеет старую клячу? — спросил Геннадий Васильевич.

Помолчали.

— Я и вас теперь жалею... Но поздно спохватился, — сказал Геннадий Васильевич. — И не в жалости дело... Жалость — это сигнал, что надо бороться за живое против мертвечины...

— Все учишь, учишь...