Рассказы

Я не сразу врубился, что это за закидон подкинула, теперь уже мне, Хатиа. Женщина все-таки, а их без пол-литра не раскусить!

Нам, стало быть, предстояло как-нибудь выманить, заполучить этот миллион и укрыться с ним в заштатной, забытой всеми глуши, закуте, глухомани, а там уж…

Все — документы, авиабилеты — было готово по всем правилам конспирации и по всем законам любви.

Да ты что! Очнись! Продуй уши, промой мозги! С Огнем, натурально, все уладили-утрясли — обслуге предписывалось, когда мы оторвемся, переправить его в условленный пункт, чтоб потом мы вывезли его туда, куда подадимся сами, — в глухомань, сам понимаешь…

Словом, все предусмотрели, Захар. И Хатиа, сейчас я допер, освоилась куда раньше меня… Оч-чень продвинутая, скажу тебе, Захар, особа!

Сказано, красотке не доверяй. Поют даже про это. Доверяй, не доверяй, Захар, а я таки полагаю, что нас выдал конюх — дунул к Мучному полковнику и все ему выложил.

Сейчас, правда, усекаю, что и Хатиа откуда-то знала, как все обернется. Нет? А чего тогда вылетела на день раньше меня?

Нельзя, нельзя-таки доверяться красивой женщине, Захар!

А? Как ты думаешь?

Можно, полагаешь, ей верить?.. Да?!

Так вот один только я и угодил на растерзанье к разъяренному шефу, мать его так и этак, да почаще!

Вот видишь, Захар, на пригорке, на самой обочине дороги, стоит белый джип. На крыше его устроился этот самый… как же его… братан, с карабином. В полной экипировке охраны… и в полной готовности… А вот красный кружок у меня на лбу. Видишь? Ну, вглядись, небольшой такой, с точку! Это значит, что я сижу у него на прицеле. Почему? Да потому, что я сволочь, отброс, предатель, а то, что меня самого отбросили… что подставили, им всем по фигу! Понимаешь?!

Поди дознайся, в какую такую глухомань улепетнула Хатиа! И какой самый набитый дурак поверит, что в ту, где мы условились встретиться?!

Последнюю мою волю, это да, они выполнили. И вот мы здесь. Я поднялся к тебе, Захар…

Ты уже знаешь, чем все в конце концов обернулось. Я сказал тебе.

Нас погубил Огонь, а не Хатиа.

А ведь он был для меня вырванным, выхваченным из старых добрых времен Петрополисом! Нашим братством, скрепленным композициями Чарли Паркера и любовью к Хатии…

Где там брат?!

Эгей, браток!

Ну, что же ты?!

Стреляй давай!

Да стреляй!

Будет тебе… Давай!

Что?

Что ты сказал?!

В какую, спрашиваешь, глухомань навостримся?

Куда-куда?!

Да что мне делать на этом Таити?!

Огонь и Хатиа ждут меня там?

Если, браток, тебя подослала ко мне Хатиа, то чего ты принудил меня полдня рыть… ну… вот ее…

В длину два метра, в глубину метр двадцать, в ширину чуть не метр… Поди-ка засыпь теперь такую!

Сказал бы уж загодя…

А?! Записал?!

Чего же это ты записал?!

Как я базарю?

На диктофон?!

Вот черт!..

Устроили же вы мне кайф… Вашу этак…

Чтобы Хатиа на всю катушку насладилась предсмертным моим монологом? Да?! Так, что ли?..

Или опять подкайфовываешь?

Ну, так давай!

Стреляй, говорю!

Да уж, так я и поверил!

Ладно тебе, браток!

Да ты что! Ищи простаков в другом месте!

Это кто же доверится красивейшей на свете женщине?!

Ну, давай, говорю!

Валяй!

Стрелять так стрелять!

Ну, все! Все! Пли!

Да стреляй-таки…

Дуй поскорей!

Стреляй, говорю!

Стреляй!

Стре…

Так он что и вправду это, Захар?

То есть ты, браток, хоть и состоишь при Полковнике, но притом еще родня Хатии? И шеф знать про это не знает?

Бестия, прохвост, прохиндей, и не знает? Будет тебе заливать!

Как бы он нажился на нас без мозгов?!

Сдается мне, что тебя пронял Птица…

Ну, да ладно, принимайся за дело!

А по мне, так уж лучше здесь, рядом с Захаром, посреди несохнущих елей, вечнозеленых лужаек и журчащих, рокочущих ручейков… На небесных пастбищах Господа Бога…

Погоди, браток!

Что ты делаешь?

Не ломай его!

Ты гляди, Захар, что он…

Да ты что, браток! Такой карабин! Мы бы его… ну, продали, что ли? Да ты что?!

Стало быть, все это Хатиин закидон?

На Таити, говоришь?

Ну, черт с ним, пусть будет Таити!

Тоже ведь глухомань!

Махну, взгляну на нее, и в голубых глазах взовьются и загарцуют Огонь и Петрополис…

И нашепчу ей то, что проронил о своей возлюбленной тот древний мудрец: «И груди твои были бы вместо кистей винограда…».

А она ответит его же словами: «Я — стена, и сосцы у меня, как башни; потому я буду в глазах его, как достигшая полноты».

И тогда… тогда я запущу что-нибудь из Чарли Паркера! Самое мощное… Что, спрашиваешь? Что? Ну, вот хоть это. «Лягушка-попрыгушка» называется!

Вот послушай…

И еще я тебе вот что расскажу… перескажу то есть…

У боперов этих был зверь-трубач, Майлз Девис. Так вот он вспоминал — играем мы, говорит, наяриваем блюз. Ритмсекция пошла по обыкновенной, привычной линии, а Птица забылся — вспорхнул, полетел по своей. Что, думаем, такое — ритмсекция акцентирует первую и третью части вместо второй и четвертой? Когда так получалось, наш ударник Макс Роуч всегда бросал… напоминал пианисту Дюку Джордану: не подыгрывай Птице, следуй общему ритму! Но вскоре все выправлялось и летело-звучало, как задумывалось Птицей. И мы снова шли в унисон! — радовался Майлз Девис.

Что за птица?