Рассказы

Ничего особенного! Мы ничуть не хуже этих вояк. Впервые я разозлился, когда этого Форе Музолишривили захотели назначить на мое место за то, что они вызволили нас из госпиталя в Оменьи. Что он собой представляет, этот чужак, бывший пленный, чтобы сажать его мне на голову? Или он любит Италию больше меня и больше меня ненавидит фашистов? Проявил храбрость при побеге! Не при этом ли побеге он притащил к нам Анджелино Крибио, подлую фашистскую крысу? Продавшегося фрицам, а затем присоединившегося к нам, когда в Неаполе высадились союзники. Мне так и не дали расстрелять этого подлеца, и теперь я еще вынужден следить за ним.

А как он повел себя с баронами, заставил „Чиро“ отпустить их в Швейцарию, я ведь просил, убеждал — давайте расстреляем немцев. Ну, перейдут они в Лозанну и что? Опять-таки начнут воевать против нас. Кто меня послушал? Комиссар больше верит этому чужаку и пришельцу Музолишривили, чем мне. И почему дочь Натале Мота должна была влюбиться именно в этого, родившегося за тридевять земель отсюда Форе Музолишривили, почему? Только лишь потому, что он хорошо владеет немецким? Нет, ну что ей в нем понравилось? Одни имя и фамилия чего стоят, язык сломаешь.

Прекрасно знаю, что по ночам он смывается из лагеря и идет к Терезине в гости. Как-то раз я сам пошел за ним следом и подслушал их разговор. Он дурачит ее сказками о своей родине. Обещает, что заберет с собой. Дескать, моя деревня, не запомнил ее названия, тоже то еще, — очень похожа на твое Комнаго.

А эта глупая Терезина всему верит.

Не знает, как только война закончится, ее милый женишок смоется, да так, что и назад не оглянется.

„Выходи за меня, Терезина, и я заберу тебя в Пизу, — сказал ей однажды, — покажу падающую башню, заживем как городские, родим десятерых детишек и будем счастливы!“.

И что она мне ответила?

„Пизанскую башню Форе мне и без тебя покажет!“

Ну кто они такие, в конце концов?

Кто?

Дикари кровожадные!

Хотел бы я знать, чем их Иосиф Сталин лучше этого бесчеловечного зверя Адольфа Гитлера?

Пришельцы чертовы!

Они годны только как пушечное мясо, ни на что больше!»

Когда я рассказал Христофору Николаевичу этот случай, он рассмеялся и сказал: «Не стоит всерьез воспринимать всех жаждущих крови. — И, не дав мне возможности высказать протест, добавил: — А если воспринимать, то только платя добром, чтобы помочь ему вернуть человечность».

Такой вот удивительный человек был Христофор Николаевич.

Вкратце расскажу вам тот боевой эпизод, когда, пытаясь помочь вернуть Эдо Дельграто человечность, он второй раз спас нашего командира и всех нас.

Немцы воспользовались суровой зимой — это был самый тяжелый период — и решили окончательно расправиться с нами.

Первого декабря на рассвете наблюдатели 118-й бригады «Ремо Сервадеи» заметили немецкие колонны, которые приближались со стороны Аграно и Армено к расположению Гарибальдийских отрядов. Отряды расположились на склонах у села Матароне и приготовились отразить атаку немцев, но те, поняв, что атака не будет неожиданной, отказались от боя и повернули обратно.

На следующее утро, второго декабря, четыре немецких отряда окружили и завязали бой с отдельным партизанским соединением, которым руководил Чикванто.

Этот Чикванто и раньше был известен своим авантюристским поведением, и руководство гарибальдийцев собиралось арестовать его.

Оказавшись в тяжелом положении, он предал своих и всех нас. Вечером того же дня немцы уже знали, что отряд Дельграто «Армандо» остановится в селе Комнаго в доме Натале Мота…

Да, не забыть мне этого села!

Как только отдалишься от городка Леза, надо свернуть направо и следовать по лесистой тропе. Тропа эта, петляя, поднимается все выше и выше. Если долго идти, вскоре покажется и село Комнаго.

Именно туда пришли мы вечером второго декабря 1944 года. Уставшие и голодные. Возвращались из городка Арона, где взорвали фашистский эшелон.

Взорвали эшелон! — Легко сказать…

В Комнаго нас ждала семья преданного друга Натале Мота: он сам, его жена и дочь Терезина. В отряде нас было всего шестнадцать.

А Терезина?

Мы все уже знали, что Эдо любит ее.

Терезина была связной у партизан и выполняла много ответственных поручений, в основном вместе с Христофором Николаевичем.

Мы часто собирались в семье Мота.

Иногда засиживались допоздна.

Пели нашу любимую «Белла, чао…»

Пили красное вино Натале, вспоминали родину и близких.

Мечтали, чтобы поскорее закончилась эта война.

Христофор Николаевич?

Он часто разговаривал с Терезиной. Рассказывал ей о своей деревне. Дескать, удивительно, до чего она похожа на ваше Комнаго.

Оказывается, когда Христофор Николаевич был еще мальчишкой, мать сажала его в таз и купала, поливая горячей водой из алюминиевой кружки. Маленькому Христофору это не нравилось, и как только он норовил выскочить из таза, мать стукала его этой кружкой по голове.

«Когда привезу тебя в мою деревню, первым долгом покажу тебе эту алюминиевую кружку, она вся вогнуто-выгнутая», — посмеивался обычно Христофор Николаевич.

Тем вечером, 2 декабря он тоже был очень весел, все время смеялся и смешил нас всех.