Расскажи мне, как живешь

С полным энтузиазмом Аристид рывком останавливает машину перед первоклассным отелем.

«Посмотрите, – говорит он, – разве он не красив? Он построен из камня!»

Мы воздерживаемся от того, чтобы сказать, что внутренность отеля более существенна, чем его внешность. Во всяком случае, здесь есть отель, и каким бы он ни был, придется обойтись им.

Мы входим, взбираемся по длинной мрачной лестнице и попадаем в ресторан с мраморными досками столов и сильным запахом парафина, чеснока и дыма.

Макс вступает в переговоры с владельцем.

Действительно, это отель. Это отель с кроватями – настоящими кроватями! Он распахивает дверь в какую-то комнату, где четыре человека, уже спящие на кроватях, доказывают правоту его слов. В комнате есть две незанятые кровати.

«Ну вот, – говорит он, – а это животное, – он толкает ногой ближайшего спящего, – можно отсюда выкинуть. Это просто мой конюх».

Макс выдвигает неразумное требование, что мы бы хотели получить комнату для нас одних. Владелец в сомнении. Это, говорит он, будет ужасно дорого.

Макс безрассудно заявляет, что ему неважно, что это дорого. А как дорого, спрашивает он, это будет?

Владелец медлит, чешет ухо, оценивает наш вид (который, благодаря грязи, не вызывает мыслей о плутократии) и наконец осторожно высказывает мнение, что это будет стоить, по крайней мере, фунт за нас четверых.

К его изумлению, Макс соглашается, не торгуясь.

Тотчас начинается деятельность и энтузиазм. Спящих будят, слуг призывают. Мы садимся за один из мраморных столов и заказываем самую лучшую еду, которую отель может предложить.

Хамуди берет на себя задачу приглядеть за подготовкой к ночлегу. Он возвращается через четверть часа, сияя улыбкой. Одна комната будет в нашем распоряжении – Макса и меня, вторую займут они с Маком. Кроме того, «и для пользы нашей репутации», как он поясняет, он согласился на дополнительную плату в пять франков за чистые простыни!

Появляется еда, она жирная, но горячая и вкусная. Мы от души наедаемся и без дальнейших проволочек отправляемся и падаем в постели с чистыми простынями. Прежде чем я успеваю заснуть, вопрос «о клопах» всплывает в моем сознании. Макс выдвигает мнение, что клопы нам не грозят, отель только недавно построен и кровати новые и железные.

Запахи дыма, чеснока и парафина просачиваются из ресторана рядом, и слышатся болтающие по-арабски голоса. Но ничто не может помешать нам спать. Мы спим.

Мы просыпаемся непокусанные. Уже позже, чем мы думали. Перед нами снова полный день. Макс распахивает дверь спальни и слегка отшатывается. Ресторан полон тех спящих, которых изгнали из этих двух спален. Они лежат повсюду между столами – их по крайней мере человек двадцать. Атмосфера очень тяжелая. Нам приносят чай и яйца, и мы снова двигаемся в путь. Хамуди грустно говорит Максу, что он долго и серьезно говорил вчера вечером с Хвайя Маккартни, но, увы, даже теперь, спустя два месяца, Хвайя Мак ни слова не понимает по-арабски!

Макс спрашивает Мака, как у него идут дела с «Разговорным арабским» Ван Эсса. Мак отвечает, что куда-то его положил и не может найти.

Сделав некоторые закупки в Камышлы, мы направляемся по дороге на Амуду. Это важная дорога, можно сказать, почти настоящая дорога, а не просто наезженная колея. Она идет параллельно железнодорожной линии, по другую сторону которой Турция.

Ее поверхность ужасающа – сплошь канавы и ямы. Нас растрясает буквально на кусочки, но сомнений нет, на этой дороге видишь жизнь. Мы встречаем несколько машин, а и Абдуллу, и Аристида приходится яростно ругать, так как они с удовольствием принимаются за излюбленный спорт местных шоферов, пытаясь задавить или хотя бы перепугать группы ослов и верблюдов, сопровождаемые старухами и мальчишками.

«Неужели эта дорога недостаточно широка для тебя и нельзя было проехать по другой стороне?» – вопрошает Макс.

Абдулла возбужденно оборачивается к нему:

«Разве я не веду грузовик? Разве не мне выбирать самую лучшую часть дороги? Эти несчастные бедуины должны убираться с моей дороги вместе со своими жалкими ослами!»

Аристид тихо подкрадывается к перегруженному ослу, рядом с которым бредут мужчина и женщина, и нажимает на сигнал, извлекая оглушительный вой. Осел обращается в паническое бегство, женщина с воплем кидается за ним, мужчина потрясает кулаком. Аристид хохочет.

Теперь ругают его, но он, как всегда, остается безмятежно нераскаявшимся.

Амуда в основном армянский город и, можно сказать, непривлекательный. Мух здесь свыше всякой меры, у мальчишек самые скверные в мире манеры, все кажутся изнывающими от скуки и в то же время агрессивными. В целом он не выдерживает сравнения с Камышлы. Мы покупаем несколько сомнительное мясо, с которого взлетает рой мух, кое-какие овощи довольно усталого вида и очень хороший свежеиспеченный хлеб.

Хамуди уходит, чтобы заняться расспросами. Он возвращается, когда мы уже покончили с покупками, и направляет нас на боковую дорогу, на которой есть ворота, ведущие во двор.