И вновь я один в кромешной тьме.
Через секунду зеленые огни появляются снова, но теперь не в стороне, а надо мной. Как ни в чем не бывало раздается мирное: "Мя-у" -- и я понимаю, что Кот приглашает меня выбираться наверх.
Я поднимаю руки и обнаруживаю над головой неровный земляной край. Дальше все просто -- нехитрое гимнастическое упражнение и... передо мной луна. Гигантская обесцвеченная луна, словно вырезанная из бумаги, в абсолютно черном, черном небе. Я стою на краю огромной, черной, как небо, ямы, вдыхаю по-прежнему полынный воздух и различаю далекие отблески костра.
-- Мя-у, -- раздается позади меня.
Оглянувшись, я замечаю призрачного в лунном свете Кота. Его зеленый взгляд кажется удовлетворенным и все еще требовательным.
-- Ах ты, мой красавчик, -- говорю я и подхожу к Коту, -- спасибо, малыш, выручил. -- Я глажу его, почесываю за ухом, а Кот жмурится, громко мурчит и трется о мою ногу. -- Ну, теперь моя очередь вести тебя, -- говорю я и делаю шаг в сторону костра, -- пошли за мной.
Под непрестанное котовое "Мя-у! Мя-у..." я подхожу все ближе к костру, и тут огонь вспыхивает необычайно сильно. За долю секунды я успеваю увидеть людей, даже обрадоваться им, и вдруг точно пелена спадает с глаз моих: я замечаю бесчисленные холмики, убегающие в темноту, и табличку на каждом.
"Кладбище!"
Уже забытое болевое кольцо Сатурна тут же материализуется и сдавливает голову болью снаружи, в то время как другая боль пытается взорвать череп мой изнутри.
-- Мя-я-у-у-у!!!... Мя-я-у-у-у!!!... -- вопит Кот, подобно иерихонской трубе.
Люди у костра поднимаются, оборачиваются ко мне. Их лиц я не вижу, но ощущение, что знаю каждого из них, становится все сильнее.
Воздух, несущий в себе саму душу полыни, обжигает гортань, я задыхаюсь и сквозь кашель пытаюсь разглядеть стоящих у костра, но вижу лишь контуры на фоне яркого мятущегося пламени.
Вдруг за костром возникает движение и словно из пламени появляется человек -- цыганка, ее я узнал тотчас же!
Звук несущейся к земле авиационной бомбы заполняет собой все вокруг, и я ощущаю, как моя голова взрывается, разбрызгиваясь фейерверком мозга, полыни, времени... ПАМЯТИ...
"Позолоти ручку, дорогая, что было, что будет..."
...Я кричу и вырываю свою руку из горячей маминой ладони. Я бегу, куда глаза глядят, бегу, бегу... спотыкаюсь и падаю. Я лечу вниз, во тьму...
В кромешной тьме я открываю глаза. В голове слет юных барабанщиков, и каждый из них долбит в свой проклятущий инструмент. Напротив -- два невероятно мудрых, по-прежнему нетерпеливых и голодных зеленых глаза.
-- Задолбал... -- обреченно бормочу я и, превозмогая нежелание, опускаю ноги с кровати.
Наступившее утро одарило меня громкими и препротивными воплями будильника -- телефон вибрировал, прыгал и верещал -- и какой-то особенно извращенной головной болью. Поднимаясь с кровати, я мечтал лишь об одном -- об острой гильотине. Когда же я вышел из спальни, то в дверях квартиры застал Анютку. Она стояла с неизменной спортивной сумкой на плече (ее плавание по утрам меня восхищает и убивает одновременно) и огромным портфелем в руке. Взгляд моей чаровницы медленно поднялся от моих ступней к моей голове, и, когда наши глаза встретились, я услышал (неужели я это заслужил? не помню):
-- Ты был как свинья.
Во взгляде Анечки содержалось столько укора, что я оторопело замер. Когда же мысли, все еще растворяемые остатками выпитого вчера спиртного, сложились в какие-то слова, в прихожей никого, кроме меня, уже не было. Входная дверь закрылась со звуком мягкой дорогой тяжести, в замке трижды провернулся ключ, а я продолжал стоять и просто смотреть перед собой. Мой мыслительный механизм явно барахлил, он пыхтел, скрипел и никак не мог разогнаться.
Пребывая в состоянии эдакого полусуществования, я поплелся на кухню и здесь обнаружил Кота. Он, напряженный как струна, сидел на подоконнике и наблюдал за птицами, устроившими тусовку на соседском балконе. Увидев меня, о птицах Кот сразу забыл, спрыгнул на пол и, заговорщически посмотрев мне в глаза, стал тереться о мою ногу.
-- Экий ты все-таки... -- сказал я и в качестве своеобразного поощрения легонько пошлепал Кота по бокам. Тот тут же запрыгнул на стул, где лежал его чесальный коврик и, в ожидании длительного массажа, стал крутиться на нем, поглядывая на меня.
Но до игрищ ли было мне? После событий вчерашнего немыслимого дня, обильных вечерних возлияний и ночи, потешившей меня невнятным кошмаром, который я тем не менее помнил до последнего жеста, до малейших эмоций, мне хотелось совсем другого.
Таблетка антипохмелина -- раз, таблетка -- два, ну и три -- до кучи.
Я надеялся на чудо, но его не случилось: боль не ушла, она лишь слегка притупилась и по-прежнему ощущалась как нечто живое, скребущееся внутри головы. Все утро прошло под созвездием мерцающего похмелья.
На завтрак я ограничился лишь парой чашек эспрессо и, продолжая мучиться головой, отправился на работу.