Рассекречено внешней разведкой

О Борнгольм, милый Борнгольм!
К тебе душа моя
Стремится беспрестанно;
Но тщетно слезы лью,
Томлюся и вздыхаю!
Навек я удален…
…От берегов твоих!

Так пел один датчанин на страницах рассказа Н.М. Карамзина, разлученный со своей родиной.

Не менее горестные чувства испытывал и сам автор, покидая остров:

«Море шумело. В горестной задумчивости стоял я на палубе, взявшись рукою за мачту. Вздохи теснили грудь мою — наконец я взглянул на небо — и ветер свеял в море слезу мою».

И ветер свеял в море слезу мою…

А датская «наружка» после возвращения с Борнхольма «села мне на плечи», чтобы не слезать с них до конца командировки.

Что ж, искусство требует жертв.

Александр Киселев БРИТАНСКИЕ ПЕРЕКРЕСТКИ

СУПЕРАГЕНТ МИСТЕР РАШ

Служебные дороги дважды приводили меня в Англию. Впервые довелось провести там несколько месяцев в 1961 году в связи с судебным процессом по делу арестованного англичанами нашего нелегала Гордона Лонсдейла. Вторично и на более продолжительный срок я прибыл в Лондон в 1963 году уже в качестве директора страховой компании «Блэк энд Уайт».

Между этими командировками, в 1962 году, судьба забрасывала меня на Ближний Восток, в иракский Курдистан. В силу некоторых обстоятельств, трудиться там пришлось в качестве репортера ТАСС и активно общаться с английскими коллегами-журналистами и консульскими работниками, среди которых было несколько известных нам разведчиков.

Таким образом, всего за три года пришлось трижды менять «профессию», и всякий раз это происходило на виду у англичан. Так что многоопытной британской контрразведке вряд ли пришлось долго напрягаться в поисках объяснений такого «феномена».

Не могло это не беспокоить и меня. Поэтому, приехав в Лондон во второй раз, я вынужден был очень внимательно отслеживать складывающуюся вокруг обстановку и тщательно анализировать поведение всех лиц, с которыми так или иначе приходилось общаться. В этой связи я не мог не обратить внимания на неожиданную смену шофера, возившего российских директоров. Внезапно покинувшего компанию мистера Дарлингтона сменил мистер Раш.

Утром следующего дня маленькая и по-деревенски тихая улочка Франклин-парк на Хайгейте заполнилась необычным для нее шумом и гарью. Могло показаться, что в коттедже, где проживали русские директора, начинается пожар.

Первым вполне обоснованное любопытство проявил соседский дог Прути. Но вместо своего старого знакомого мистера Дарлингтона, с которым у него сложились весьма дружественные отношения, он увидел совсем другого человека, сидевшего в наглухо закрытой машине. Преодолевая отвращение к автомобильному дыму, Прути все-таки приблизился к этому человеку, чтобы поближе познакомиться и лучше разобраться в происходящем. То, что это был с его стороны опрометчивый шаг, он понял несколько позже, когда резко открытая дверца машины больно ударила его по морде. Хорошо воспитанный пес, взвизгнув более от вероломства, чем от боли, даже не стал вступать в пререкания с обидчиком, но тут же все «сообщил» своему хозяину. Тот немедленно появился на крыльце босиком и в одной спальной пижаме, и, поскольку в таком виде он не счел возможным выйти за пределы своей территории, попытался отрегулировать возникший конфликт на расстоянии. Выразительным ответом на его недоуменный вопрос стал оглушительный шум двигателя и густые клубы автомобильного дыма. Задыхаясь, он вынужден был ретироваться, советуя Прути держаться подальше от этих диких русских соседей.

Именно эту сцену я застал, выйдя, как обычно, из дому для поездки на работу. Я еще не знал о ссоре с Прути и смертельной обиде, нанесенной не только его хозяину, но и всей нашей улице, где добрососедство и благовоспитанность почитались превыше всего. Еще не заняв своего места и лишь едва коснувшись дверцы, я почувствовал, что машина, как дикий мустанг, рванулась с места, обдавая все вокруг летящей из-под колес грязью и дымом. Остановилась она в дальнем конце улицы, но возвращаться к дому, как мне показалось, и не думала. С откровенным любопытством, переходящим местами в ехидство и даже злорадство, за складывающейся ситуацией наблюдали Прути и его хозяин.

Прошло несколько томительных минут. В этот день я не мог позволить себе даже короткого опоздания, так как на утренние часы был назначен прием клиентов и что-либо менять было уже поздно. Пришлось срочно вытаскивать из гаража другую, собственную машину, которую, однако, я стремился не трогать в дни активной деловой занятости с неизбежными во многих случаях застольями.

Что это за человек? Для чего эта откровенная демонстрация неуважительности? Кто или что за этим стоит?

Он не мог появиться в компании без ведома управляющего Хьюма.

— Дорогой мистер Хьюм, в каких местах вы откопали такой бесценный клад, как наш новый водитель? Кто вам его рекомендовал?

Хьюм в растерянности. Он уже знает о случившемся, вполне искренне негодует, убеждая вместе с тем, что это явное недоразумение.