Рассекающий поле

Прошлой зимой, сдав сессию, Сева уехал в Волгодонск на две недели. В этой комнате пили, когда он уезжал, и когда он приехал, здесь тоже пили. Но что-то в Белом такое проглядывало, что говорило: Димон здесь, на этом вырванном из потока острове, временно. Сева теперь понял, что именно проглядывало, – быстрые умные глаза.

– И что со мной будет?

– Немножко мультфильмы посмотришь.

– Надолго?

– Два-три часа.

Это была суббота, час дня, планов на выходные не было. Внутри все было настолько слежавшимся и густым, что не оставалось никакой возможности понять, что там. Да и уже ничего на самом деле не было, но понять это пока было решительно невозможно. Сева взял эту темно-коричневую штуку.

– Это надо жевать?

– Можно полизать.

Сева сунул деревяшку в рот и стал разгрызать, морщась от вяжущего вкуса. Запил чаем, несколько раз. Справился, огляделся. Белый смотрел на него. Ничего не происходило.

– Долго ждать?

– Приход минут через сорок.

– Ага. Продолжаем разговор.

– Ингуши достали крайне, – подбросил тему Димон.

– Да, крайне, – подтвердил Борис, – давайте я своим ребятам из НБП скажу. Вы же знаете, что у нас тут, в Ростове, были выданы десять первых членских билетов этой партии? – они подъедут, поговорят с людьми, вернее – эти парни из казаков, они не очень разговорчивые…

Соловей просто поднялся и вышел, на прощание подняв кулак: но пасаран. Но от девиза не осталось ничего, кроме жеста. «Боец, мля», – внезапно зло подумал Сева.

Борис продолжал говорить, а внутри у Севы что-то тревожно дергалось. Так реагирует сердце на воспоминание о суровой реальности. И нужно сразу взять себя в руки, сконцентрироваться на мужском. Как это было некстати сейчас, когда он сидит с распускающейся мандрагорой в желудке, готовясь отбыть в инобытие.

Ингуши жили в соседней секции. Три молодых волчонка, к которым приходили старшие братья с четвертого этажа. Они ходили в лакированных туфлях, но воровали еду на общих кухнях. Ингушские девочки, жившие рядом, не поднимали глаз, не улыбались и не здоровались. Неделю назад несколько взрослых ингушей ворвались в комнату русских второкурсников на девятом этаже – один из них подрался со своим кавказским ровесником, который приставал к его девушке. Русский студент провел успешный хук, который сильно остудил пыл нападавшего. С победой он вернулся к себе в комнату. Через полчаса в нее ворвались без стука. Студент был сломлен, он смотрел в пол, а взрослый ингуш держал его за горло огромной ладонью. Остальные не встали со своих кроватей, внезапно почувствовав себя детьми, которых ругают старшие. А старшие их унижали. И заступиться было некому. Эту ситуацию обсуждали на этаже с тревогой, которая проникла даже сюда, в комнату, где время остановилось, где жили люди, которые ни в чем не участвуют.

И вдруг это все навалилось. Нельзя так оставлять. Эх, в который раз думал Сева, меня там не было. Ну вот ты здесь, вот они в соседней секции – и жить вам еще долго. И как именно ты будешь жить с ними долго, зависит от тебя. Это по-взрослому. А от кого еще? От Белого? От Кисы? Он уедет в Лиманчик. И никаких переговоров быть не может. Ты в глаза этому коренастому Мусе смотрел? Они только силу понимают. Никакого великодушия быть не может. А сердечко-то такое великодушное, так оно всех понимает, так ему тесно в этой узколобой агрессии. Так оно сопротивляется тому, чтобы ты засыпал и просыпался таким, беспощадным! Его тянет в идиллическую звенящую тишину, под юбку. В область дурманящих трав, туманной мандрагоры.

Сева почувствовал, что надо в туалет. Встал. Белый сказал, что начинается вывод жидкости из организма. Сева вернулся, сел на край кровати – и снова встал.

– Я тебе говорил.

Он вернулся вновь – и наконец почувствовал головокружение. Мир стал ватным по краям зрения и сознания. А когда он отливал в третий раз, из струи вдруг совершенно отчетливо вылетела большая черная муха.

8

– Ты, Всеволод, похоже, серьезный человек.

– Вы так издеваетесь? – серьезно спросил Сева.

– У тебя голова, конечно, полна идеалистической дичью, – Руслан как будто размышлял вслух, – но думать о таких вещах может только человек, который не озабочен тем, что держит в страхе девяносто девять и девять десятых окружающих нас людей. Не знаю, как ты там поешь, мое внимание привлекает тот факт, что в тебе совершенно не чувствуется страха выживания. Я очень хорошо знаю запах этой эмоции. Люди, которые ее испытывают, всегда немного смердят. Ты не замечал вокруг себя, Сева, пованивающих людей?

Сева мгновенно ощутил запах, из-за которого он не смог продвинуться в отношениях с фигуристой брюнеткой Галиной, вспомнил и другой – из-за которого он держался всегда минимум в полутора метрах от умного парнишки с параллельного курса. Запахи были его ахиллесовой пятой – Руслан невзначай угодил в точку: часто запах сразу определял предел отношений Севы с новым человеком.