Рассекающий поле

Она забрала у меня все деньги, которые мне дала тетя Валя. Когда я это понял, мне захотелось плакать, захотелось умолять ее, называть «тетенькой», но ее уже не было. На ватных ногах, ошарашенный, слабый и напуганный, я поднялся по ступеням, вошел в зал ожидания и тихонько сел с краю. Мне хотелось исчезнуть. Мне было стыдно и горько. Что я такой лох, что я это заслужил, что мне так себя жалко.

Поезд шел до Ростова больше суток. Мне было не на что купить даже чаю. Опустошенный, я лежал и просто ждал, когда доеду. И сил думать больше не оставалось. Но при этом я знал, что все необходимое уже везу с собой.

6

– Витя, а ты чего выперся? Жена заела? – дядя Женя, хоть и со смехом, но бил сразу в глаз: жену детского тренера по легкой атлетике Виктора Сергеевича знал весь двор. Особенно по голосу. Когда она в своей квартире открывала рот, ее слышал весь квартал. А Витя всегда улыбался, источая почти идиотическое прекраснодушие.

– Не спится все равно. Проснулся – и все мысли об одном… Подежурю с вами.

– В свою смену завтра все равно пойдешь.

– Пойду.

На часах было четыре утра. Стояла кромешная тьма, ближайший фонарь – у соседней многоэтажки. С частного сектора тоже шел какой-то свет. Мы сидели на лавочке возле второго подъезда. Сидеть было неудобно – как на насесте: от лавочки остался единственный деревянный брусок. Да и то неясно, как он уцелел, поскольку у конструкции были погнуты даже металлические части.

Дядя Женя был похож на моего отчима, только добродушнее и веселее. Наверное, оттого, что пил он понемногу, но постоянно, а не запоями.

– Держится еще твоя секция, Витя?

– А как же.

– Девочек туда принимаешь?

– Всех принимаю.

– Щупаешь их? А?

– Они же дети! – подняв брови, с улыбкой сказал Виктор Сергеевич.

– Дети… Сейчас такие дети, что не дай бог их встретить в темном переулке.

– Вот и Сева у меня занимался. Помнишь, Сева?

– Конечно, помню, Виктор Сергеевич. До сих пор понять не могу, что меня могло заставить два года бегать.

– Общество, Сева. У нас там маленькое, детское, но – общество. Где ты его сейчас еще найдешь?

– Это правда. Но ощущения уже стали забываться.

– А чего ты бросил?

– Столкнулся с суровой действительностью: получил по роже – и пошел на бокс.

– А я помню, как ты в тринадцать лет триста метров на городских соревнованиях пробежал. Ты же из 46 секунд выбежал – это очень хорошо для такого возраста.

– А я сейчас другое вспомнил, Виктор Сергеич. В Ростове познакомился с ребятами, которые бегают длинные дистанции. Пытались меня затащить к себе. Я им говорю: не, друзья, я свое отмучился. Но пока разговаривали, выяснил, что первое и главное, с чего они начинают подготовку, – это контроль пульса. То есть говорят, например: сегодня бежим на 120 ударах, чтобы не вредить сердцу, – и бегут. Я когда об этом услышал, просто обомлел, Виктор Сергеич. Потому что от вас я этого словосочетания не слышал никогда.

– Вы у меня спортом занимались, а не физкультурой.

– Ага. Я вот с тех пор, когда об этом вспоминаю, думаю: как это мы только там не подохли у вас? У Вадика, кстати, проблемы с сердцем начались уже при мне. Помните Вадика?

– Помню. Ничего, жить тоже вредно. Надо правильно пить витамины. А боксом где занимался?

– В «Золотой перчатке».

– С бандитами, наверное.

– С бандитами тоже. Виктор Сергеевич, я вам серьезно говорю: прекратите готовить спортсменов – готовьте здоровых людей. Их гораздо меньше осталось.

– Сейчас из-за вон того угла, – внезапно и медленно проговорил дядя Женя, – выйдут чечены с большими ножами, чтобы резать наших жен и детей. Готовы ли вы мужественно встать на их пути и отразить нападение? Готовность одна минута!

В темноте картина оказалась столь легко вообразима, что я почувствовал, как сердце заледенело.

– Что, Витя, готов умереть, защищая кучку алкашей и гондонов?

– Конечно, готов, – в темноте казалось, что Виктор Сергеевич широко улыбается.

– А ты, Сева? Ты же молодой, тебя, наверное, девушки любят – готов здесь сдохнуть за нас, гомосеков?

– За гондонов еще ладно…

Мужики захохотали.

– А что, – уже спокойно подытожил дядя Женя, – если бы весь наш дом этой ночью сгинул в геенне огненной, но – тихонько, не обращая на себя внимания, я думаю, этого не только бы никто не заметил, но и те, кто заметил бы, еще бы и перекрестились… Кого мы тут, к бениной матери, охраняем? Людей, которые уже не знают, чем закинуться, чтобы не видеть хари друг друга? Чего меня взрывать, если я столько пью, что вообще непонятно, почему я еще живой?

– Жен и детей у вас тоже нет? – уточнил я.

– Конечно нет! Две жены были, дочка где-то живет. А сейчас остались одни шалавы, но это уже не для слабонервных.

– А сегодня пил, дядя Женя?

– Сегодня пил мало, каюсь. Сегодня захотелось прочувствовать момент.

– Это вы правильно сказали, – проговорил Виктор Сергеевич, который на ты мог только с детьми. – Нельзя убивать людей, которые жить хотят. Как бы плохо они ни жили. И как бы силен ни был нападающий, если он покушается на последнее, у него нет шансов.

– А я, между прочим, действительно ножик взял – показать? – дядя Женя начал копаться.