Распутницы

— Я сам видел, как во время соития с Егоровым у неё произошла дефлорация. Когда акт был заснят, я усадил обнаженную Нуретову в машину.

— Вашу машину, которая у нас во дворе?

— Да, ту машину. Она не моя, а Суева, но записана на меня. В машине она оделась. Я хотел отвезти Нуретову обратно в город, как было мне велено с самого начала.

— Кем?

— Суевым. Но тут в машину сел ещё Гордей. Он сказал, что и ему нужно в город. Недалеко от трассы, уже на выезде из лесополосы, Гордей попросил остановить машину, а Нуретовой предложил отдаться ему. Она сказала, что у неё всё болит после дефлорации, но он дал ей сто евро, и она согласилась. Они вышли из машины, отошли чуть дальше. Она сняла с себя платье, оставшись обнаженной, встала в позу, опершись о дерево. И тут Гордей дважды ударил её ножом в бок. У него нож был спрятан за поясом, а рубаха была навыпуск. Я перепугался, а Гордей крикнул мне, чтобы я вышел из машины и помог ему прикопать труп. Так велел Ондатр. Сделав всё, мы вернулись на поляну, где был пикник. Суев сказал мне, чтобы я три дня не появлялся в городе, и дал три тысячи долларов. Я жил это время в Петраковске, в частной гостинице.

— Почему не сообщили в милицию об убийстве?

— Боялся. Меня бы убили. Меня и сейчас убьют… за всё, что я сказал.

— Лучше умереть, чем жить козлом. Офис вашего «издательства» кто ликвидировал?

— Всё сделали люди Суева, пока я прятался в Петраковске.

— Хорошо. — Лиза выключила диктофон. — Теперь, гражданин Окунев, вас отведут в камеру на часик, а потом мы продолжим. Вы мне сдадите Ондатра полностью, во всех нюансах и деталях.

Окунев, расслабленно вздохнув, свесил голову и расплакался.

* * *

Геннадию позвонил Ребров:

— Шеф, друг раскололся.

— Чей друг? Говори яснее.

— Одоева сказала тебе передать: «Друг раскололся».

— Вы задержали Семёнова?

— Настоящая фамилия у него Окунев. Ну и фрукт… Но он всё рассказал.

— Молодцы! Просто молодцы. Я сейчас приеду.

Приехав в управление, Геннадий не успел расспросить Одоеву и Реброва об их успехе — Лиза неслась по лестнице вниз. Следом спешили Ребров и бледный Коля Урюпин.

— Гена, Каузина с собой покончила! — выпалила на бегу Лиза.

— Как? — не понял Геннадий.

— Вены вскрыла в ванной. Поехали. Только что позвонили из райотдела полиции.

Геннадий посмотрел на страшное, с трясущимися губами, лицо Урюпина.

— Коля…

— А-а, — отмахнулся Урюпин, отворачиваясь.

Помчались на двух уазиках. Геннадий ехал с Одоевой и Ребровым.

— Как её обнаружили?

— Вода тёплая перелилась через край, соседей затопило…

Геннадий напряжённо замер. Такого он не ожидал. Дура! Вот дура набитая! И себя погубила, и его — Ондатр, узнав о самоубийстве, всё поймёт и обнародует кадры с участием отца. А это крах. Что бы там ни рассказал Окунев, ни он, ни отец такого сильнейшего удара не выдержат. Его уволят из полиции с волчьим билетом, а отца уже точно никогда не будут печатать. Позорище на весь город.

Уазики затормозили рядом с подъездом. Здесь уже стоял микроавтобус скорой помощи. Раньше всех в подъезд нетерпеливо побежал Урюпин — оно и понятно, Колька её сильно любил, эту воровскую шлюху в полицейских погонах. Входя в квартиру, видя ссутулившегося Урюпина, Геннадий только сейчас проникся к погибшей Каузиной жестокой ненавистью. Дрянь! Беспринципная и слабая. Такого парня заставила страдать… Самый легкий выход — сбежать из жизни. А ты поборись, выстрадай и победи — тогда тебе уважение и любовь. Каких-то бандюков испугалась… Он всё равно повяжет Ондатра и его сявок, по-любому они не уйдут. Дура, дура набитая… Не имеет права человек сам себя лишать жизни — люди такого не прощают, а Бог — тем более. Страдай, но живи, борись, мучайся — и будешь наверху!

Геннадию было искренне жаль Урюпина. Ни он, ни Лизка Коляну о Каузиной правды не раскроют, но счастливое неведение долго не продлится: не в характере Ондатра щадить противников — обязательно всё распишет Урюпину в деталях и ярких красках.

Стоя в дверях ванной комнаты и тупо глядя на мёртвую Ленку в полной кровавой воды ванне, Урюпин шевелил губами, как лунатик или помешанный. Геннадий разобрал его недоуменный вопрос: «Почему?»

Потеснив прибывших, фотограф щелкнул вспышкой. Урюпин очнулся, схватился за лицо — ушёл.

Геннадий стоял в углу, бездумно глазел на суету экспертов, на медиков, извлекающих труп из ванны.

Подошла Одоева:

— Что предпримем?

Геннадий не отозвался.

— Не молчи. Действовать надо — о смерти Каузиной весть разнесётся быстро, — сказала Одоева и была права. Сто процентов права!

— А что делать? — вздохнул Геннадий. После недавнего деятельного оживления теперь в нём не осталось ни капли энергии борьбы. Увидев покончившую с собой Каузину, он враз сдался — с самого начала было ясно, что не получится победить в схватке с Ондатром.

— Предлагаю просить у прокурора санкцию на арест Гордея — Окунев его назвал убийцей Нуретовой.

— Дальше что? Гордей Ондатра не сдаст, а вот Ондатр за арест Гордея ушат говна выльет. Чувствую, попал я прочно…

— Давай возьмём всех скопом.

— Прокурор не разрешит. На Ондатра и его людей у нас компромата нет.

— Что же делать?

— Я думаю, уже ничего.