Распутницы

Машка сердито посмотрела на него, высморкалась и села. Щеки были грязные от размазанной туши.

— Самсонов передумал жениться, отец велел идти на аборт. Пьяный сегодня! Орал как бешеный!

— Аборт? Он с ума сошел! Прерывать первую беременность очень опасно!

— А кому я буду нужна с ребёнком?! — визгливо вскрикнула Машка.

— Ты только не кричи. Попей водички. — Андрей Андреевич налил из графина воды в стакан, подал внучке. — Кушать хочешь?

— Не хочу.

Андрей Андреевич подсел рядом.

— И что?

— Сбежала из дома. Как он смеет приказывать мне? Это моя жизнь. Мой ребёнок — я сама решу, как поступить!

— Что же ты решила?

— Не знаю. — Машка опять заревела.

Андрей Андреевич был ошарашен услышанным. Её жизнь! Сразу было понятно, во что всё обернётся — связалась с козлом! От Самсонова доброго ожидать — себя подставлять. Вот Машка и влетела.

— Внуча, ты не спеши. Неужели нельзя помириться с твоим поэтом?

— Не хочу, — перестав плакать, глядя в сторону, потерянно отозвалась Машка. — Ненавижу его!

— Ага… Ну ничего. Ты, главное, успокойся. Будем думать. Правильно?

Вздохнув, Маша кивнула.

— Вот и отлично.

Андрей Андреевич прижал её к себе, улыбнулся, понюхал её волосы. Уже взрослая женщина. Пахнет по-взрослому — будущая мать. Время летит. Маша, Маша — вместо мозгов каша…

Жара не уходила. Четыре утра. Рассвет чуть позолотил край горизонта, а мухи уже затеяли свои весёлые игры. Геннадий, отбиваясь, смог проспать до шести, дальше терпеть щекотание маленьких лапок не было сил. Он поднял голову от подушки, с пола посмотрел на диван, на котором спала Ирина (пьяного его с собой не положила). Ещё он вчера накричал на Машку. Пьяный дурак! Что, спас алкоголь от проблем? Новых только добавил! Вот куда она умчалась вчера?

«Я — больной гомункулюс», — решил Геннадий поднимаясь. В отравленном алкоголем организме болело всё. Абсолютно. Он прошёл на кухню, заварил себе кофе. То есть зарядил всё необходимое в кофейную машину и ждал результата, а сам страдал. Мухи и сейчас не отставали от него, даже намеревались залезть в рот — пробегали по губам и (наивные) своими лапками пытались раздвинуть их. Геннадий отбивался с медвежьей силой.

«Зубы надо почистить, — решил он. — И мух потравить. Совсем невозможно стало!»

После того как в прекрасном детстве насекомые дважды посетили рот Геннадия, больше туда пускать их он не собирался. Он помнил — это больно, и очень!

Первый раз козявки наказали его, когда дитя (дитя-а!!!) ел малину на дедовской даче. А что ещё делать на даче у деда в десять лет? Поглощать! Клубнику, малину, все виды смородины и крыжовника, сливу, жимолость, черешню и вишню, яблоки (это обязательно!), ещё морковку (чтобы расти!), свежие огурчики, лучок, укропчик… Обязательно надо купаться в баке для воды и в бочках, где полно плавунцов и каких-то суетящихся червячков. Разжигать костры, ломать ветки у плодовых деревьев и кустарников, топтать грядки…

После всех дачных подвигов, затопив уличную печь на вишнёвых ветках и поставив кипятиться чайник, юный Гена тогда предался греху сладострастия. Это в Библии такой грех связан с женщинами. Потому женщин, ещё с первых лет прививки христианства на Руси, только с малиной и сравнивали! Вот его и потянуло на малину. А она тогда ещё была первая, почти неспелая — на сто зелёных ягод, одна-две еле красных. Если пацану десять лет, недозрелость для ягоды не спасение!

Геннадий присел в малиннике и, не обращая внимания ни на что, принялся поедать белые и розоватые плоды. На одной из ягод сидел зелёный толстый плодовый клещ — его Гена вместе с малиной пропихнул в рот и раскусил. Клещ, в последнем порыве гнева, укусил Геннадия в язык.

Гена не заплакал — он выплюнул убитого врага и ходил с раздутым опухшим языком до вечера. Когда действие яда клеща прекратилось, язык сдулся до нормального размера, и малину можно было есть снова.

Когда совсем смеркалось, дед дважды звал Гену:

— Внучок! Генка! Ты где?

— Здесь!

— Где?

— В малине!

— Уже не видно ничего! Зелёную есть будешь? Завтра, внуча, наешься!

— Ещё видать!

Только в глубокой тьме Гена унялся и пришёл в домик. Укушенный язык ныл, и Геннадий трогал его пальцем.

Тогда впервые он понял, что в рот лишнего запихивать не следует!

Второй раз случилось ещё более ужасное, но без физических последствий. Последствия были психологические — Гена по нескольку раз в год (около ста раз!) вспоминал этот случай и переживал всё снова и снова…

Он был одиннадцатилетнее дитя и жил у деда с бабкой, а великолепные родители осваивали северные просторы Якутии, на предмет укрепления экономического потенциала родины и пополнения семейного бюджета «длинными» рублями — тогда это так называли. Родители приехали в отпуск. Отец ходил по городу как Крез. Гена думал, что так и положено жить в Стране Советов. Отец заходил в овощной магазин и указывал пальцем на виноград:

— Ящик!

На черешню:

— Ящик!

Дед вообще арбузы машинами привозил. Килограмм — пять копеек.