– Думаю, я могла бы тебя сломить, – мечтательно заявила Луиза, потягивая красное вино. Свет свечей окутывал черты ее лица, отчего улыбка казалась мягче. – Если бы еще год назад я сказала тебе, что мы будем сидеть вместе, обсуждать возможные отношения, ты бы мне не поверил.
– Нет, не поверил бы, – признался я.
– Но вот мы здесь.
– Вот мы здесь.
Я снова украдкой глянул на дверь в комнату Мечты.
На этот раз она не стала ни подслушивать, ни подсматривать.
В конце недели проходил званый вечер.
Семьдесят седьмой ежегодный бостонский бал по сбору средств в фонд Джеральда Фитцпатрика – некоммерческой, не облагаемой налогами организации, знаменовавший для многих официальное наступление весны.
Денежные поступления от бала, которые обычно составляли около трех миллионов долларов, отправлялись в различные местные организации, до коих мне не было никакого дела.
Но это отличная возможность для списания средств моей фирмы и к тому же потрясающий предлог, чтобы надеть костюм от Ermenegildo Zegna.
Помимо всего прочего, присутствие на бостонском балу – деловой ход.
Мне было бы непросто найти другое такое место, где собрались бы все члены бостонского клуба владельцев частных островов, большинство из которых приходились моими действующими или потенциальными клиентами.
А пока я стоял в бальном зале О’Донелла и осматривался вокруг, то невольно ощутил прилив гордости.
Я стал полной противоположностью своего отца.
Трудолюбивым, чтящим закон человеком, который не поддавался влиянию женщин или выпивки.
Бальный зал О’Донелла представлял собой расположенное на Бойлстон-стрит пространство площадью четыреста шестьдесят квадратных метров с большими окнами, изящными архитектурными деталями в стиле Тюдоров, балками из черного дерева, серовато-бежевыми люстрами и шторами цвета шампанского.
Официанты порхали по залу мимо женщин в вечерних платьях и мужчин в стильных костюмах. Я стоял в группе людей, среди которых были Киллиан, Хантер, Сэм и отчим Сэма, Трой, а сам высматривал Эммабелль.
Я знал, что она придет. Персефона помогала с организацией мероприятия, а Мечта воспевала каждое непримечательное достижение своей сестры.
– …сказал, что открытие им частного банка – такая же смехотворная затея, как организованный под моим началом крестовый поход ради спасения волосатых лягушек. Я никогда не поведусь на его авантюры, – пояснил Киллиан Трою.
Если Киллиан пришел, значит, и его жена где-то поблизости. А раз Персефона здесь, то и Белль тоже совсем рядом.
– Я вложил в него всего два миллиона! – воскликнул Хантер в свою защиту. – Чтобы оказаться в совете директоров и набраться опыта. Если провалится, значит, провалится. Мне все равно.
– Дэвон? А что думаешь ты о новом банке Джеймса Дэвидсона? – Сэм втянул меня в разговор, а его коварная ухмылка подсказала, что он знал: я вообще их не слушал.
Я постучал указательным пальцем по бокалу шампанского, который держал в руке.
Постарался придумать, какого же я по этому поводу мнения. Я был больше сосредоточен на попытках отыскать свою соседку, нежели на разговоре.
– Я думаю, что Дэвидсон ни на что не годен во всех своих начинаниях, о чем я сказал Хантеру, когда он пришел ко мне с предложением. К счастью, деньги Хантеру нужны не больше, чем мне, – еще одна взвинченная из-за гормонов женщина, так что, как он и сказал, волноваться не о чем.
– Как дела у Эммабелль? – спросил Хантер. – Животик уже виден?
Мне показалось, что виден, когда я встречался с ней в последний раз пару дней назад. Когда она прошла мимо меня на кухне, мне подумалось, я заметил, как округлился ее живот. Но не мог сказать наверняка. А поскольку я хранил свою личную жизнь в тайне, друзья понятия не имели, что мы с Белль сейчас не общаемся.
– В меру.
– Ты пользуешься преимуществами женских желаний в период беременности? – Сэм вскинул бровь.
Я поднял бокал шампанского.
– Ответ тот же.
– Что ж… – Киллиан с большим удовольствием выставил мизинец и указал мне за плечо, – тогда тебе, возможно, стоит убедиться, что этими желаниями наслаждаешься ты один, потому что Дэвидсон, похоже, уже взялся за свое следующее личное начинание.
Я проследил за его взглядом и, обернувшись, увидел Эммабелль, которая стояла в углу зала в пышном шелковом платье светло-голубого цвета и с собранными в элегантную прическу светлыми волосами.
Она, легко касаясь пальцами ожерелья, смеялась над чем-то, что говорил Джеймс Дэвидсон.
Тот самый Дэвидсон, который не отличит провальную сделку от хорошей, даже если та оттяпает ему ногу без анестезии.
Говоря объективно, он красив в своей заурядной манере: с густыми каштановыми волосами, большими белыми зубами и томными, ленивыми манерами человека, которому никогда ничего не приходилось добиваться своим трудом.
И он был всецело очарован огненной, поразительно яркой женщиной, что стояла перед ним.
Я прищурился, сосредоточив взгляд на ее животе. К моему разочарованию, платье хорошо его скрывало. Но это вообще не важно. Если Белль хочет переспать сегодня с Дэвидсоном, ее ничто не остановит.