Распутица

И она ни с чем уехала из Ростова со злейшим чувством на непробиваемое солдафонство генерала. Правда, она совершенно не понимала, что солдафонство ту было совсем ни при чём. Выходя от генерал-полковника Свечкина, Тоня лишь зло подумала: «И правильно, что многие жёны офицеров от них гуляют. С такими твердолобыми дубинами разве чего-то добьёшься!» Она понимала, что из-за переполнявшей её злобы она всё преувеличивала: не такие уж жёны все гулёны, лучше бы по себе не мерила всех. Но сейчас ей очень хотелось, чтобы она ненамного ошиблась относительно неверности офицерских жён, то есть она не единственная жена военного, которая нарушала супружескую верность.

Вадим Константинович попросил Антонину уволиться из парикмахерской воинской части, так как подумывал совсем с ней расстаться. Но ребёнок был так похож на него, что он не находил в себе сил это сделать. К тому же Антонина влекла его к себе как женщина, тогда как к жене чувства давно охладели.

Полковник Журыкин на свадьбе Николая Боблакова, как известно, не был. Хотя старший прапорщик Боблаков, как это ни удивительно, приглашал его – правда, исключительно из этических соображений. Но и Вадим Константинович, чувствовавший свою частичную вину в распаде семьи своего подчинённого, не пришёл на вечер в ресторан не из демонстрации вежливости: просто он не мог сделать выбор между женой Алевтиной Георгиевной и любовницей Антониной. Конечно, с последней он уж никак не мог прийти и решил там вообще не быть, попросив одного офицера поздравить Боблакова и его молодую жену от его имени…

Когда до него дошёл слух, что у старшего прапорщика жена-красавица во много раз превосходит его прежнюю жену, Журыкин немало удивился. Хотя и нельзя было в это не поверить, ведь иные девушки норовили выходить замуж за военных не столько по любви, сколько по расчёту: хорошая зарплата, квартира. Тоня была как раз такой, но Боблаков её разочаровал. Потом полковник дотошно расспросил офицеров: как прошла свадьба старшего прапорщика? Когда услышал подробности, он пожалел, что не пошёл. Если бы тогда подумал, что его дочь туда-сюда выйдет замуж и он останется со стареющей женой, он бы, наверное, скорее решился на развод. С Антониной Вадим Константинович ощущал себя молодым, что весьма тешило его самолюбие. К тому же у них с Антониной был сын Петя, названный в угоду ему в честь его деда. Но что от этого, коли ребёнок был записан на Николая и бедолага платил алименты на двоих детей. Несправедливо как-то получалось, при всём том об алиментах Антонина рассказала любовнику как-то легко, хотя отлично знала, что бессовестно обманывала бывшего супруга, а всё потому, что он велел так сделать, поскольку пока не решался порвать брак с женой. Да и сама Антонина, как известно, тянула с разводом – опять-таки из-за нерешительности любовника боялась оказаться у разбитого корыта. Правда, почему-то в суде Боблаков даже не пытался доказывать, что ребёнок не его. Значит, признал своим, в корпусе так все и сочли…

Тем не менее и после развода Антонины Журыкин не спешил узаконивать с ней отношения, так как боялся из-за огласки начинать судебную процедуру, что могло повлиять на прозондированную любовницей ситуацию возможного повышения в чине. Однако этот аргумент ту нисколько не убеждал, и она согласилась ещё какое-то время потерпеть своё неопределённое положение. Вадим Константинович по привычке продолжал вести двойную жизнь и дальше, о чём уже догадывалась его жена Алевтина Георгиевна. Но она, в свой черёд, почему-то решила: пока не нужно раздувать семейный пожар. Хотя прекратившееся с его стороны выполнение супружеских обязанностей её невольно настораживало. Правда, первое время охлаждение мужа она относила на его усталость, а потом думала, что с возрастом, наверное, мужчины теряют прежний интерес к жёнам. И постепенно привыкала к новому повороту в их многолетней совместной жизни. Однако рано или поздно любая женщина начинает понимать, что в их с мужем отношениях замешана посторонняя женщина. И этот слух о внебрачном ребёнке, и продолжающиеся отношения с любовницей, предстали в другом качестве.

Однажды на носовом платке мужа Алевтина Георгиевна заметила пятна помады, и вдобавок от Вадима исходил определённый запах женских духов. Их аромат, который всё ещё не выветривался, говорил о высоком честолюбии её соперницы и подтверждал, кстати, слух о стремлении заполучить генеральские погоны.

Казалось, после неопровержимой улики должен был последовать её вопрос к мужу, найдёт ли он объяснение своему странному поведению, но всё равно она почему-то упорно молчала. И только когда дочь Наташа заметила, что от отца пахнет не по-мужски, Алевтина Георгиевна гордо вскинула голову:

– А чего ты к нему принюхиваешься? – бросила она почти язвительно.

– Я? – удивилась Наташа. – С чего ты это взяла? Да на его мундир словно флакон вылили.

– Может, это я нечаянно разлила?

– Тебе так хочется, чтобы на нём были твои духи, ароматы которых я хорошо различаю. Меня хоть сейчас посылай на фабрику «Московская заря», и я буду успешно отгадывать духи по запаху.