Распутин. Жизнь. Смерть. Тайна

Главным целительным инструментом «старца» и одновременно важнейшим атрибутом его святости являлось «бесстрастие»: «Мне прикоснуться к женщине али к чурбану все равно. Хочешь знать, – поучал он молодого в то время иеромонаха Илиодора, – как я этого достиг? Вот как! Я хотение направляю отсюда из чрева, в голову, в мозги; и тогда я неуязвим. И баба, прикоснувшись меня, освобождается от блудных страстей. Поэтому-то бабы и лезут ко мне: им хочется с мужиком побаловаться, но нельзя: они боятся лишиться девства или вообще греха, вот и обращаются ко мне с просьбой снять с них страсти, чтобы они были такие же бесстрастныя, как и я. Было раз так: ехал я из Питера сюда с Л., с Мерею, с Ленкой, с Б., с В. (соответственно с О. Лохтиной, М. Вишняковой, Е. Тимофеевой, Х. Берландской, А. Вырубовой. – А. К., Д. К.) и другими. Заехали в Верхотурье, в монастырь. … Легли все на полу. Сестры попросили меня раздеться, чтобы они могли прикоснуться к моему голому телу и освятиться, сделаться чистыми… Что ж с бабами-дурами спорить, что ли, будешь? Этак они сами тебя разденут. Разделся. А они легли около меня, кто как мог: Ленка обхватила своими голыми ногами мою левую ногу, Л. – правую, В. прижалась к боку, Меря – к другому и так далее… Привез я их сюда (в Покровское. – А. К., Д. К.). Повел всех в баню. Сам разделся; приказал им раздеться. И начал говорить им, что я бесстрастен; они поклонились мне в ноги и поцеловали мое тело. А ночью Меря дралась с Л. из-за того, кому из них ложиться около меня на ковре в зале по правый бок, а кому по левый… и начали таскать друг друга за косы»¹⁷⁰.

Тезис о фундаментальном «бесстрастии» «старца», как нетрудно заметить, находился в видимом противоречии с признанием за ним права на телесное совокупление с женщинами. Данная «логическая шероховатость» разрешалась за счет объявления плотского соития чем-то вроде «побочного продукта», производящегося время от времени по независящим от «старца» причинам и не имеющего к его глубинной, духовной сути никакого отношения: «И никогда я об этом не думаю. Пришло – закружило… прошло – стошнило… Придет, закружит и отпустит, и нет в этом для меня ни греха, ни радости. Ибо сие не от меня исходит, и не волен я против этого бороться»¹⁷¹.

Демонстративное отношение к греху плотского соития как к чему-то пришедшему извне, случайному, незначительному и, по сути, нежеланному, одним словом, «параллельному», не только давало «безгрешному» Распутину дополнительное право уходить от моральной ответственности за совершение греховных с религиозной точки зрения действий, но также позволяло открыто и «спокойно» признаваться в собственном половом слабосилии. Это было чрезвычайно важно с точки зрения психологической гиперкомпенсации. «Не ради этого „греха“, который со мной случается редко (курсив наш. – А. К., Д. К.), я хожу в баню»¹⁷² с женщинами, а для их исцеления: для проповедования идеи «бесстрастия», для «снятия страстей», изгнания «блудного беса», унижения гордыни и очищения от скверны.

В развитие идеи «исцеления бесстрастием» Распутиным была выдвинута своего рода «концепция сексуальной гомеопатии», то есть лечения малыми дозами «лекарства», по механизмам действия совпадающего с недугом и опасного для человека в больших дозах. Григорий считал, что должен целовать женщин до тех пор, пока его поцелуи «не сделаются противными»¹⁷³ и пока «большой блуд», таким образом, не окажется изгнанным посредством «малого блуда».

Реализация «греховных» по своей сути действий под маркой борьбы с «плотским грехом», с точки зрения Д. Д. Исаева, оказывалась очень удобной, поскольку представляла Распутина в «нравственно благопристойном» свете и позволяла беспрепятственно привлекать новых поклонниц: «Подобная, как сейчас бы сказали, психотерапевтическая постановка вопроса часто действительно способствовала снятию тех психологических, невротических блоков, которые мешали женщинам достичь оргастической разрядки. Поэтому неудивительно, что с точки зрения традиционных подходов, ориентированных на мужское представление о сексе, Распутин воспринимался как „половой гигант“… И одновременно может считаться чуть ли не импотентом, так как практически не мог совершать половые акты… При этом зачастую поклонницы и пациентки оказывались „без ума“ от своего кумира, который… весьма оригинальным способом… укрощал плоть (а фактически доводил до максимального уровня возбуждения, а иногда и разрядки), при этом формально не принуждая их к нарушению верности. Подобная тактика вполне могла бы сойти за вариант терапии сексуальных расстройств у женщин („секс-терапия“). И многие были ему не просто благодарны, а боготворили, так как впервые получили возможность по-настоящему наслаждаться этой стороной человеческой жизни»¹⁷⁴.