Распутин. Жизнь. Смерть. Тайна

Сохранилось еще одно воспоминание – правда, в изложении третьего лица, – которое при желании также можно интерпретировать как рассказ о полноценном половом контакте со «старцем». Но и здесь Распутин предстает мужчиной, способным в большей степени эффектно демонстрировать страсть, нежели предаваться ей сколь бы то ни было продолжительное время: «Только я ответить успела, как полетела головой вниз: как зверь голодный накинулся, последнее, что помню, как белье рвал, больше ничего. Очнулась, лежа на полу, растерзанная, вся загаженная, а он надо мною стоит, бесстыдный, голый. Увидал, что гляжу, и сказал… „Ну чего сомлела? не люблю спулых, скусу такого нету, все одно што в рыбе…“»¹⁵⁹

Факт распутинской бесстрастности (импотентности) – со слов самого Григория – подтверждает Илиодор: «Гриша в это время (1909 г. – А. К., Д. К.) мне много рассказывал про то, как он с Вырубовой и другими женщинами ходил в баню, что у него не действует детородный орган, что он бесстрастный»¹⁶⁰. Наружному наблюдению, специально ориентированному на выявление «распутных» похождений «старца», «ни разу, ни за какие деньги не удалось получить показаний от женщин, которые, по данным полиции, числились находившимися в интимной связи с Распутиным или обольщенными им»¹⁶¹.

Косвенным подтверждением сексуальной неполноценности Распутина служит то обстоятельство, что ни одна из окружавших его женщин не фигурировала в качестве более или менее постоянной любовницы. «Со всеми я одинаково ласков», – заявлял Распутин¹⁶² и уточнял: «Только две женщины в мире украли мое сердце – это Вырубова и Сухомлинова»¹⁶³. Известно, однако, что ни та ни другая любовницами Распутина не были.

У Распутина, правда, были две фактические жены: «покровская» (Прасковья¹⁶⁴) и «петербургская» (Дуня Бекешова). Но и с ними, судя по всему, полной сексуальной гармонии у Распутина не наблюдалось. «Может быть, я плохо справляюсь со своими супружескими обязанностями? Может быть, я – совсем не то, на что он рассчитывал, может быть, как-то не так отвечаю на его ласки? Я невежественна в такого рода делах и знаю только то, чему он меня научил, а вдруг он научил меня не всему, что должна знать хорошая жена?» – примерно так, если верить Дуняше, причитала ее покровская «напарница». Исполненный сочувственного понимания, этот пересказ позволяет предположить, что, скорее всего, Авдотья Бекешова в данном случае, невольно солидаризируясь с Прасковьей Распутиной, озвучивала собственные рефлексии по поводу отношений с Григорием как половым партнером.

«Не ради этого греха хожу я в баню»

Половая доктрина Распутина была призвана прикрыть «срам» его плотских вожделений и плотской немощи пышными ризами квазирелигиозной софистики.

Идейное оправдание Григорием собственной похоти представляло собой бесконечный набор максим, конструируемых в зависимости от ситуации и настроения. Их общим стержнем являлось признание сексуального («греховного», согласно официально-церковной терминологии) начала не только не противоречащим идее спасения, но прямо помогающим душе получить заветную путевку в рай.

«Одним только раскаяньем мы можем спастись. Нам, значит, надо согрешить, чтобы иметь повод покаяться»¹⁶⁵.

«Вот первое спасение – если ради Бога кто живет, то хотя искусит его сатана, все-таки спасется, только бы не из корысти, а кто из корысти, тот Иуда брат будет»¹⁶⁶.

«Это ничего, коли поблудить маленько, надо только, чтобы тебя грех не мучил, штоб ты о грехе не думал и от добрых дел не отвращался. Вот, понимаешь, как надо: согрешил и забыл…»¹⁶⁷

«…От юности моей мнози борят мя страсти, так оно и есть, глыбоко купаться надо, чем глыбже нырнешь – тем к Богу ближе. А знаешь, для чего сердце-то человеческо есть? и где дух, понимешь? ты думаешь, он здеся? – он указал на сердце, – а он вовсе здеся. – Р[аспутин] быстро и незаметно поднял и опустил подол ее платья. – Понимаешь?»¹⁶⁸

Плотной оберткой, придававшей этому пестрому эротософскому букету дополнительную цельность и прочность, служил «догмат» о святости «отца Григория», то есть его фактической безгрешности. Благодаря ей любой грех, совершенный им или с ним, – даже грех плотского соития – грехом не являлся, «т. к. душа у меня чиста и все, что во мне есть, чисто»¹⁶⁹.

Закрепляя таким образом за собой право на сексуально расторможенное (формально «греховное», а в рамках распутинского учения фактически «безгрешное») поведение, Григорий утверждал его безусловную духовную ценность. Он учил, что ни один человек в мире не может спастись без помощи «старца». В особенности «старец» был необходим женщинам, как существам более слабым, нежели мужчины, ибо только он способен был исцелить их от блудных страстей.