Даже этих, сугубо косвенных, соображений, думается, вполне достаточно для того, чтобы предположить: Юсупов-младший был не организатором, а всего лишь субподрядчиком заказа на уничтожение Григория Распутина, а заодно подсадной уткой, на которую «старец» должен был клюнуть. Истинными же инициаторами и вдохновителями явились представители старшего поколения «их высочеств» и «сиятельств»…
Особо значимую инспирирующую роль, как можно предположить, сыграла Зинаида Юсупова, которая начала интенсивную антираспутинскую обработку сына еще в период его обучения в Оксфорде (1909–1912), куда Феликс отправился вскоре после первой встречи со «старцем». «Близость Распутина к государю и к императрице сильно беспокоила и возмущала мою мать, и она в своих письмах ко мне часто об этом упоминала»258. В период непосредственной подготовки убийства Распутина мать продолжала вдохновлять сына. Так, вскоре после антираспутинской речи Пуришкевича в Думе Зинаида Юсупова написала Феликсу: «Милый Феликс, мы находимся под потрясающим впечатлением от речи Пуришкевича. <…> Речь Пуришкевича дышит искренностью и, по-моему, гораздо сильнее всех остальных тем только, что ее сказал Пуришкевич!» В том же письме княгиня указывала, что без ликвидации Распутина и императрицы Александры Федоровны «ничего не выйдет мирным путем»259.
Таким образом, в цитированном выше отрывке юсуповских мемуаров, в котором говорится о том, что впервые Феликс задумался об убийстве «старца» в ходе беседы с матерью и женой, можно увидеть намек на то, что это кровавое предприятие с самого начала планировалось как своего рода семейное дело клана Юсуповых — Михайловичей.
Обращает на себя внимание также вышеупомянутая фраза Феликса из письма к жене Ирине (напомним, что Ирина являлась дочерью великого князя Александра Михайловича и великой княгини Ксении Александровны): «Ты
К числу семейно-посвященных участников заговора относились также дядя Феликса, председатель Государственной думы М. В. Родзянко и его супруга — сестра Зинаиды Юсуповой.
Главным организатором убийства, как можно понять по целому ряду косвенных свидетельств, явился великий князь Николай Михайлович, который, согласно аттестации Феликса, «не только ненавидел Распутина и сознавал весь его вред для России, но и вообще по своим политическим воззрениям был крайне либеральный человек»261.
В своих мемуарах Феликс неоднократно вспоминает имя Николая Михайловича, всякий раз, однако, давая понять, что тот не был посвящен в планы и обстоятельства покушения: «Он заезжал к нам (уже после ликвидации „старца“. —
Тем не менее таинственная ремарка — «он притворился нашим сообщником», а также то, что Николай Михайлович — единственный среди прочих высочеств, посетивших Юсупова и Дмитрия Павловича сразу после убийства Распутина, на личности кого Феликс считает необходимым остановиться подробно, — уже эти факты косвенным образом свидетельствуют о том, что роль великого князя в убойном деле была в действительности куда более значительной.
Помимо этого, сохранились записи Николая Михайловича, содержащие ряд неизвестных по другим источникам подробностей убийства Распутина. «Записи эти были сделаны со слов Юсупова», — заключает А. Г. Слонимский, прямо называя великого князя Николая Михайловича «инспиратором в деле подготовки покушения на Распутина» и утверждая, что «Юсупов пишет заведомую ложь», когда заявляет о том, что якобы скрыл от великого князя подробности покушения. (Ниже о великокняжеских записях будет рассказано подробнее.)
Вообще, роль великого князя Николая Михайловича в политических событиях конца 1916 — начала 1917 года, как представляется, до сих пор не получила справедливой оценки. В действительности он, наряду с лидерами Прогрессивного блока, с которыми пребывал в теснейшем контакте, явился одним из главных организаторов «штурма власти», начатого 1 ноября 1916 года думской речью П. Н. Милюкова, вошедшей в историю под названием «Глупость или измена?».