Распутин. Жизнь. Смерть. Тайна

Вернувшись в конце августа в Петроград, Распутин обнаружил, что фактически угодил в опалу и что более не воспринимается окружающими как могущественный царский фаворит. «У отца в столице осталось мало друзей, потому что он не скрывал своего отношения к войне. <…> Теперь очередь просителей в нашем доме состояла из людей, стремящихся узнать о судьбе попавших в плен сыновей и мужей или пытающихся добиться освобождения от призыва. Все другие ходатаи <…>, раньше толпившиеся в нашей квартире, больше не давали о себе знать. Конечно, не из патриотических соображений они вдруг перестали печься о выгодах. Просто держали нос по ветру и знали, что отец впал в немилость. <…> Даже круг его учениц поредел. Затихли и враги отца — настало время, когда и живой он им не был страшен. Отцу, наверное, было очень трудно. Он, сознавая свою правоту, остался в одиночестве, его никто не слышал»171.

Никто не мешал Григорию отказаться от «пацифистской ереси» и при первом удобном случае вплести свой верноподданнический голос в общий ура-патриотический хор — либо попросту затаиться до лучших времен. Нет никаких сомнений, что, если бы Распутин был обычным придворным конформистом, он именно так бы и поступил. Однако «старец» продолжал настаивать на той позиции, которую считал единственно правильной.

Встретившись с Николаем, Григорий, как свидетельствует Матрена Распутина, попытался еще раз убедить его в необходимости прекратить войну. «Я никогда ни до, ни после не видела отца таким, — вспоминает Матрена, утверждающая, что присутствовала при этом разговоре. — Отец умолял Николая поверить, что не ищет собственной корысти, возражая против бесполезной войны. Более того, именно из-за этих взглядов отца недоброжелатели легко настроили царя против него. Но не это заботит. В войне гибнут русские люди, и когда она закончится, даже победа обернется поражением. Госпиталя переполнятся ранеными и больными; озлобленные, искалеченные, они наводнят деревни, города. Их недовольство нечем будет удовлетворить…»172

Когда Григорий закончил, Николай подошел к нему и «с явным нетерпением в голосе произнес: „Есть время слушать и время что-то делать. Нам представилась великая возможность спасти империю и доброе имя Романовых. Ты верно служил нам, мы это знаем. Но чего же еще ты от нас хочешь? Стать царем?“ Отец застыл. Лицо его побледнело… Его дух был сломлен одним вопросом человека, которого он так уважал и любил»173.

Последняя фраза Николая, обращенная к Распутину, звучала так: «Я вынужден просить тебя не осуждать публично мои начинания»174. «После этого, — пишет Матрена, — не было и речи о появлении отца во дворце»175.

Впрочем, последнее утверждение Матрены источники не подтверждают. А лучше сказать, прямо опровергают. Дневники Николая II ясно свидетельствуют, что он продолжал общаться со «старцем» весьма интенсивно.

5 сентября 1914 г.: «Вечером имели утешение побеседовать с Григорием с 9.45 до 11.30»;

14 сентября 1914 г.: «Вечером долго ждали приезда Григория. Долго потом посидели с ним»;

28 сентября 1914 г.: «Вечером видели и долго разговаривали с Гр[игорием]»;

7 октября 1914 г.: «Вечером хорошо побеседовали с Григорием»;

17 октября 1914 г.: «Находился в бешеном настроении на немцев и турок из-за подлого их поведения вчера на Черном море! Только вечером под влиянием успокаивающей беседы Григория душа пришла в равновесие!»176

Тем не менее, помимо цитированного выше свидетельства Вырубовой, есть и иные подтверждения того, что в этот период отношение царской четы к Распутину стало заметно прохладнее. С. П. Белецкий свидетельствует о том, что Григорий Распутин был в эти месяцы лишен казенного автомобиля177. Французский посланник Морис Палеолог приводит следующие слова некой графини Б., сестра которой близко знакома со «старцем», о том, что Распутин «не очень часто» видится с царем и царицей: «У меня такое впечатление, что в данный момент их величества держат его в некотором отдалении. Так, например, позавчера он был в двух шагах отсюда, у моей сестры. Он при нас телефонирует во дворец, спрашивает г-жу Вырубову, может ли он вечером видеть императрицу. Г-жа Вырубова отвечает ему, что лучше ему подождать несколько дней. Он, по-видимому, был очень обижен этим ответом и тотчас покинул нас, даже не простившись. Раньше он не стал бы даже справляться, можно ли ему пойти во дворец, он прямо отправился бы туда». На вопрос Палеолога, чем объясняется эта перемена, собеседница отвечает: «Просто-напросто тем обстоятельством, что императрица оторвана от своей прежней меланхолической мечтательности. С утра до вечера она занята своим госпиталем, шитьем белья, санитарным поездом. У нее никогда не было такого здорового вида».