Распутин. Три демона последнего святого

«В тот же вечер, около 12-ти часов мы поехали с Макаровым к Фредериксу, — вспоминал Коковцов. — Саблер отказался нас сопровождать, сказавши, что его ждут с нетерпением его друзья, желающие узнать результаты нашего совещания.

С Бароном Фредериксом наша беседа была очень коротка. Этот недалекий, но благородный и безупречно честный человек хорошо понимал всю опасность для Государя Распутинской истории и с полной готовностью склонился действовать в одном с нами направлении. Он обещал говорить с Государем при первом же свидании, и Макаров и я настойчиво просили его сделать это до наших очередных докладов, — Макарова в четверг, а моего в пятницу, так как к его докладу Государь отнесется проще, чем к нашему, будучи уже раздражен, в особенности против Макарова, за его отношение к печатным разоблачениям, и, несомненно, недоволен и мною за то, что я высказал Ему еще ране те же мысли по поводу мер воздействия на печать.

В воскресенье 1-го февраля вечером Бар. Фредерикс сказал мне по телефону по-французски: „Я имел длинный разговор сегодня; очень раздражены и расстроены и совсем не одобряют нашу точку зрения. Жду Вас до пятницы“.

Я приехал к нему в среду днем и застал старика в самом мрачном настроении. В довольно бессвязном пересказе передал он мне его беседу, которая ясно указывала на то, что Государь крайне недоволен всем происходящим, винит во всем Государственную Думу и, в частности, Гучкова, обвиняет Макарова в „непростительной слабости“, решительно не допускает какого бы то ни было принуждения Распутина к выезду и выразился даже будто бы так: „Сегодня требуют выезда Распутина, а завтра не понравится кто-либо другой и потребуют, чтобы и он уехал“».

Хитрый Коковцов «пошел в обход» — испросил аудиенции у вдовствующей императрицы. 13 февраля он был принят Марией Федоровной и добился от нее обещания поговорить с сыном и по возможности повлиять на него. Неизвестно, разговаривала ли вдовствующая императрица со своим сыном, и если да, то чем закончился этот разговор, но в мемуарах Родзянко сохранилось воспоминание о встрече с Марией Федоровной, пригласившей к себе Председателя Государственной Думы для того, чтобы сказать ему следующее: «Я слышала, что вы имеете намерение говорить о Распутине Государю. Не делайте этого. К несчастью, он вам не поверит, и к тому же это его сильно огорчит. Он так чист Душой, что во зло не верит».

Родзянко начал утверждать, что дело зашло слишком далеко и что ради сохранения престижа императорской семьи он просто обязан вмешаться, а под конец своей пылкой речи попросил у императрицы благословения.

«Она посмотрела на меня своими добрыми глазами, — вспоминал Родзянко, — и взволнованно сказала, положив свою руку на мою:

— Господь да благословит вас.

Я уже уходил, когда она сделала несколько шагов и сказала:

— Но не делайте ему слишком больно».

Родзянко предостережению императрицы матери не внял, за что и поплатился, лишившись расположения государя. Но об этом — чуть позже.

В день аудиенции у вдовствующей императрицы Коковцов получил письмо от самого Распутина с предложением встретиться и поговорить. После недолгого раздумья Коковцов согласился и вечером 15 февраля встретился с Григорием. Встреча происходила в присутствии зятя Коковцова, сенатора Мамонтова, знакомого с Распутиным.

«Что ж, уезжать мне, что ли? Житья мне больше нет, и чего плетут на меня! — спросил Распутин и, выслушав уговоры Коковцова и Мамонтова, сказал: — Ладно, я уеду, только уж пущай меня не зовут обратно, если я такой худой, что царю от меня худо».

Несколько человек, начиная с Матрены Распутиной и заканчивая Анной Вырубовой, утверждают, что Коковцов предлагал Распутину в качестве отступного за отъезд двести тысяч рублей, от которых Григорий наотрез отказался. Сам же Коковцов, оставивший после себя весьма пространные мемуары, ничего не пишет об этом.

О Распутине у Коковцова сложилось откровенно предвзятое впечатление. Другого, впрочем, и не следовало ожидать, ведь каждый видит в первую очередь то, что ему хочется увидеть. «По-моему, Распутин типичный сибирский варнак, бродяга, умный и выдрессировавший себя на известный лад простеца и юродивого и играющий свою роль по заученному рецепту, — писал Коковцов. — По внешности ему недоставало только арестантского армяка и бубнового туза на спине.

По замашкам — это человек, способный на все. В свое кривляние он, конечно, не верит, но выработал себе твердо заученные приемы, которыми обманывает как тех, кто искренно верит всему его чудачеству, так и тех, кто надувает самого своим преклонением перед ним, имея на самом деле в виду только достигнуть через него тех выгод, которые не даются иным путем».

В газетах появилось короткое сообщение о приеме Григория Распутина председателем Совета министров Коковцовым, продолжавшемся два часа.