– Господа, – решительно вмешался Феандилль, – я предлагаю не торопиться. Предстоящий эксперимент, насколько я могу понять, весьма сложен и требует от мага надлежащей концентрации и немалых усилий, а малейшая ошибка может стоить ему жизни. Сейчас уже глубокая ночь, мы все устали, и мэтр Максимильяно, в силу особенностей своей школы, даже сильнее остальных. Думаю, ничего не случится, если мы перенесем это мероприятие на завтра.
Первым его поддержал Вельмир, за ним хором согласились и остальные. Признаваться, что отдых ничем не поможет и ничего не изменит, Макс не решился – а вдруг еще упрутся и не позволят? И потом их гуманизм выйдет всем боком. Да и с родными неплохо бы попрощаться. И Диего предупредить, чтобы больше не искал, а то еще вляпается…
– Завтра так завтра, – кивнул он. – Тогда прихватите меня кто-нибудь в свой телепорт…
Разумеется, святой мученик оказался и любезнее, и шустрее всех. И вовсе не от избытка добродетели, а с простой и понятной целью – хоть на пару минут оказаться наедине с будущим коллегой. Макс вспомнил, как несколько месяцев назад сам безуспешно отговаривал Шеллара, и подивился злопамятности богов. Особенно их светлых ликов.
– Что случилось? – напрямик спросил честный эльф, когда они очутились на площадке второго яруса пирамиды, то есть совсем не там, куда отправились ночевать все остальные.
– Ничего не случилось. Мэтр, я вовсе не сюда просил меня переправить.
– Насколько мне известно, ложь порицается и вашими богами.
– Что из сказанного мною вызвало у вас сомнения?
Мистик коротко и хрипло рассмеялся, не отводя взгляда.
– Некоторые вещи… становятся очевидны для любого, кто уже побывал за гранью. Сейчас я вижу перед собой самоубийцу. Я должен знать причину. Для начала. Чтобы понять, что можно сделать, чтобы не дать вам взвалить на себя еще и этот грех.
– К завтрашнему… вернее, уже сегодняшнему утру найти другой способ добыть информацию. Я не шучу.
– Мы не настолько стеснены во времени. Подыщите более правдоподобное объяснение. А еще лучше – скажите правду.
– Вы – может быть, и нет. А я не могу откладывать выбор или избегать его, если уж он предо мной встал.
– Вы хотите сказать, что намерены пожертвовать собой по велению долга?
– Неужели вы подумали, что по собственной прихоти? Давайте прекратим этот бесполезный разговор. И попрошу вас не тревожить понапрасну коллег. Я сделаю то, что должен, и вы не будете мне мешать.
– Почему?
– Что – почему?
– Почему вы должны умереть и почему вам нельзя в этом помешать?
Макс выругался.
– Я еще Шеллара считал занудой! Ну как вам доступно объяснить… Этого требуют боги. Такое объяснение вас устроит?
– Ваши боги настолько жестоки?
– Нет!.. Да чтоб вас… Объясняю еще доступнее. Однажды я здорово согрешил. Всякие наказания от наших богов прилетают не в посмертии, а сразу при жизни. Поскольку все это я натворил ради сына, прилетит нам обоим. У меня есть шанс искупить свою вину. Для этого я должен однажды – и никакой хрен не знает, когда именно, – сделать правильный выбор. И сейчас, когда мне пришлось выбирать между спасением мира и собственной жизнью, я не имею права поступить иначе.
Пристальный взгляд упрямого святого чуть потеплел и расслабился.
– Значит, главное – сделать выбор, и, коль вы его уже сделали, теперь не столь важно, умрете вы в итоге или нет?
– Разумеется, – раздраженно отозвался Макс, теребя косу. – Если Скаррона вдруг настигнет приступ слабоумия и он позабудет воспользоваться возможностью, я не стану напрашиваться. Но такую вероятность не стоит даже рассматривать. А теперь отведите меня наконец, куда я просил. Я и в самом деле хочу спать.
Больше возражений не последовало – видимо, почтенный мэтр счел объяснение понятным и приемлемым.
Глава 10
Если бы старгородские заговорщики видели гиганта мысли и отца русской демократии в эту критическую для него минуту, то, надо думать, тайный союз «Меча и орала» прекратил бы свое существование.
Солнце медленно поднималось над испуганно притихшим городом, над перепаханным и вытоптанным парком, над полуразрушенным дворцом и чудом уцелевшей Центральной башней. Честно говоря, Кира забралась сюда вовсе не для того, чтобы получше оценить масштабы разрушений и заново, с их учетом, изучить диспозицию. И даже не для того, чтобы поговорить с Кантором, – он все равно еще спал, и можно было ручаться, что, проснувшись, первым делом нашел бы ее величество независимо от того, какими окажутся новости. Ей просто хотелось побыть одной. Чтобы никто не лез ни с сочувствиями, ни с дурацкими вопросами, не говоря уж о чем похуже. Попытайся кто-то в такую минуту еще и предъявить ей претензии, весьма вероятно, что это оказались бы последние претензии в жизни неосмотрительного предъявителя.