Распутье

Он все-таки посмотрел мне в глаза. Ни тени улыбки во взгляде. Взял за плечи, чуть отодвинул от себя, но наклонился, чтобы смотреть еще пристальнее.

– Это больно, – зачем-то предупредил.

– Представляю. Сама не смогу. И уж тем более не смогу так, чтобы последствий не осталось. А ты умеешь – черт, хоть в какие-то твои умения я верю так, что готова умолять.

– Елизавета Андреевна, вы спятили.

Теперь стало понятно, что он просто издевался – ждал, когда одумаюсь. И слезы навернулись непроизвольно. Как будто Коша сам не понимает, что я давно загнана в такой тупик, где боль – далеко не самое страшное. И голос мой стал неприятным – визгливо-дребезжащим, но с этим я справиться не могла:

– Коша, Кош, – я заглядывала в его глаза и пыталась ухватить за плечи. – Я не могу, понимаешь? Меня тошнить начинает… Я… никогда тебя больше ни о чем не попрошу, клянусь…

– Нет уж. Лучше потом о чем-нибудь другом попросите.

– Коша! – я выла, но пальцами вцепилась в футболку так, что он не мог вывернуться. – Я не могу! Я из окна скорее выпрыгну!

– Елизавета Андреевна…

– Лизой назови! – кричала я. – Посмотри на меня, назови по имени и скажи, что тебе плевать. Только у тебя железобетонные нервы, ты делал вещи и похуже! Так сделай еще раз – не для меня, для себя сделай! Или скажи, что тебе плевать!

– Мне плевать, – прозвучало так тихо, что я в своей истерии в это поверить не могла.

– Или вывези из дома, пока водитель не приехал. И больше ты обо мне не услышишь!

– Вас найдут максимум за три дня. И тогда психушка вам курортом покажется. Но заодно и я очередным косяком себя закопаю.

– Так я поэтому и предлагаю вариант, в котором ты не пострадаешь! Мне-то не плевать, что с тобой здесь потом будет, я это даже изобразить не пытаюсь!

– Елизавета… Лиза. – Он вдруг мягко подтолкнул меня к кровати, усадил, а сам опустился на колени, чтобы смотреть теперь снизу. И повторил: – Лиза, прекрати. Ты и сама знаешь, что никакие временные меры не помогут. Это бред сивой кобылы. Иван Алексеевич хочет наладить отношения – так лучшее, что ты можешь для себя сделать, помочь ему в этом.

Слезы с моего подбородка капали на его руки, но он не замечал. Смотрел, ждал реакции, но я зачем-то начала закатывать штанину, не в силах остановиться.

– Минута боли за два месяца спокойствия – о чем здесь думать? Тебе меня жаль? Так пожалей в том, что мне действительно важно.

Он перехватил мою лодыжку, потому я замерла. Зажмурилась с силой. Но ничего не происходило, зато его ладонь жгла кожу. И голос снова стал флегматично-холодным:

– Елизавета Андреевна, у вас в голове полный хаос. Дело даже не в том, что я не могу подобного сделать, а в вас самой. Что дальше-то? Ну, в гипсе походите. Потом я сломаю вам руку, чтобы мужа под руку не держали? Затем что? Может, мне вам сразу позвоночник повредить? А почему нет? Зато появится шанс, что инвалидка Ивану Алексеевичу не будет нужна.

Открыла глаза и выпалила зло:

– Так ломай позвоночник! Чего ждешь?

Он смотрел внимательно, как будто пытался рассмотреть в глубине моих зрачков здравый смысл.

– Елизавета Андреевна, он вас не бросит, даже если вы станете овощем.

Я вмиг остыла и подалась к нему, уточняя:

– Почему?

– Потому что любит, – ответил как само собой разумеющееся. – Он так ломает вас, но он действительно вас ценит.

– А ты? Ты ценишь меня хотя бы настолько, чтобы оказать маленькую услугу?

Вопрос возник не на пустом месте: Коша скорее всего и сам не заметил, как начал гладить большим пальцем кожу ноги. Судорожно, бездумно. Опомнился – и тотчас остановил движение.

– Я… – Он снова отвел взгляд. А потом заговорил бегло: – Я ввел вас в заблуждение. Вы, похоже, решили, что нравитесь мне. Но на самом деле ничего подобного. И мне глубоко перпендикулярно, что там у вас и как происходит, лишь бы Иван Алексеевич занимался делами, а не скандалами с вами. Вы придумали какую-то симпатию и никак не хотите выйти из этого заблуждения – нашли для своих эмоций направление, а я просто попался как самый подходящий кандидат. Вот и все.

– Тогда отпусти.

Коша отшатнулся, встал и протянул руку, чтобы помочь подняться, но я ее проигнорировала.

– И куда вы?

– А какая тебе разница, тебе ж перпендикулярно?

Но он настиг меня в дверях и жестко схватил за локоть. Я завопила с новой силой, но Коша тащил меня к лестнице. Выкрикнул выбежавшей из гостиной Вере:

– Вер, спроси у персонала успокоительные! Живее.

– Лиза, вы плакали?

На ее вопрос никто не ответил.

– Что ты делаешь, сука? – орала я уже в комнате, наблюдая, как Коша вытаскивает с верхней полки маленький чемодан и забрасывает туда первые попавшиеся вещи. – Уйди отсюда!

– Чтобы вы еще до какого-то абсурда додумались? – отозвался он. – Сядьте, Елизавета Андреевна, и попытайтесь уже дышать.

– Да пошел ты в жопу, урод! Ты меня еще и собирать будешь?