— Это правильно. — Соглашаюсь я. — Я уверен, ты справишься. Надо проспаться, взять себя в руки и… начать с нуля. Сначала я не хотел говорить, но сейчас… В общем, Илона вчера приезжала ко мне за помощью. Утверждает, что кто-то ей угрожает.
— Чушь! — взрывается Матвей. От ударов его ладоней по столу дребезжит посуда. — Она хочет обвинить меня и выманить денег. Ей мало, понимаешь? Мало! Меня, моего дома, нарядов, побрякушек. Я же все для нее делал, Егор. Все…За что, а?
— Мне очень жаль… — «Одного взгляда на Илоночку достаточно, чтобы понять, какая она».
— Я хочу вернуть жену, Егор. — Сбивчиво произносит Матвей. Шепчет заговорщически, словно речь идет о тайне вселенского масштаба.
— Ты молодец, что понял свою ошибку. А она… согласна тебя принять? — бубню я. Не представляю, что нужно говорить в этом случае?
— Нет, конечно. Я столько боли ей принес, унижения, Илонка еще эта… — нервно растирает виски Матвей. — Лиза даже встречаться отказывается.
— Постой, а как я могу помочь в этом деле? Это, все-таки, личное…
Личное… А что мое личное? Воспоминания об Эльзе, ее роскошных волосах, сладких губах и нежном голосе или суровая реальность возле постели жены? Где граница между мечтой и жизнью? Рита, Эльза, Илона… Кажется, в моей жизни появилось слишком много женщин. Они кружат вокруг меня, как бабочки, но рядом со мной их нет. В моей жизни их нет, понимаете?
— Я хочу пригласить жену на деловой обед. Якобы девушке моего друга требуется консультация стилиста и модельера. Ты поможешь мне?
— В принципе, я не против. Как быть с девушкой? У меня ее нет.
— Возьми Лилю с работы, в чем проблема? Ей, кстати, консультация Лизы может пригодиться. Со вкусом у нее…проблемы. Извини… Так, что? Когда тебе удобно?
— Матвей, давай разгребем проблемы с фирмами. Тебе же нужен мой заказ?
— Конечно! Сам понимаешь, с деньгами туго.
— Давай договоримся на шестнадцатое. У Лили день рождения и я, как заботливый начальник, оплачу ей консультацию опытного и дорогого стилиста. Как считаешь, такой повод подойдет?
— Это же через десять дней! Но…я согласен.
Глава 19
Лиза
В нашем мозге хранятся тысячи ассоциаций, позволяющих вспомнить нужное слово. Вот взять, например, слово семья. С чем оно у вас ассоциируется? Дом, камин, собака, домашний пирог… А измена? Слово у меня прочно сплелось с лицом Матвея. Вижу его и как собака Павлова, реагирую всплеском острой боли. Воспоминания утягивают меня на самое дно, царапают костлявыми пальцами обиды и непрощения. Что бы он ни делал, я не могу вычеркнуть из памяти его предательство.
А ведь мы были счастливы... В далеком прошлом, где он кружил под моими окнами на велосипеде или поджидал на трамвайной остановке. А потом жарко целовал, прячась от любопытных глаз под кроной березы и укрывая мои плечи старенькой джинсовой курткой. И шептал: «Лиза, Лизонька моя... Любимая... Я больше жизни тебя люблю».
А я верила и целовала в ответ — неловко и неопытно, потому что Матвей был у меня первым... Куда уходит любовь? Я всегда задавалась этим вопросом. Какая она — невидимая страна, полная умерших признаний? Наверное, они бродят, как призраки, разговаривая друг с другом, перекрикивая осипшими голосами промёрзший, свистящий, как в степи, ветер.
— Лиз, а сметана есть? — Матвей вырывает меня из «страны потерянной любви».
«Навестить сына» — такой предлог он выдумал, чтобы прийти в мой дом. Матвей не был здесь полгода, с того момента, когда я перестала звать его «починить кран» или «повесить полку».
— Есть. — Ставлю банку перед его тарелкой с пельменями.
А ещё я вижу, как от всего этого дерьма страдает Данька. Он очень хочет, чтобы я была любима и счастлива, но отцу не намерен давать и шанса. У меня разрывается сердце при взгляде на сына — мужественного и мудрого в свои девятнадцать, готового перегрызть глотку любому, кто посмеет меня обидеть.
— Как работа, сынок? — тоном заботливого папаши спрашивает Матвей.
— Нормально. — Бурчит Даня, склонив голову над тарелкой.
— Пятое «нормально» за вечер! Лиз, это ты сына против меня настраиваешь? Мы же хорошо общались, что случилось? — недоумевает Матвей.
— Когда мы общались хорошо, папа? — Данька со звоном отставляет тарелку и встаёт из-за стола. Мне остаётся лишь закрыть рот, сохранив при себе едва не сорвавшиеся с губ фразы. — Нужны мы тебе стали, да? Надоел своей... свиристелке и вспомнил о семье? А я не позволю, слышишь? Вернуться на все готовенькое после всего...
Верите, я сижу чуть дыша, наблюдая за пламенной речью сына. Его большие глаза сверкают яростным огнём, щеки пылают румянцем, а в голосе столько металла, что хочется поёжиться, ну... или подчиниться приказу.
— А это не тебе решать, Даня, а маме. Прощать меня или нет? — Матвей небрежно отбрасывает кухонное полотенце и медленно встаёт.
— Матвей, я же тебе все сказала...
— Я, пожалуй, пойду. — Сухо произносит он, протягивая сыну руку. Даня ее вяло жмёт, опуская взгляд на свои разноцветные носки.