Распни Его

А умники продолжали шипеть и критиковать. «Вступление в командование всей армией Императора встречено с недоверием и унынием, — заявил недовольный генерал Данилов. — Всем хорошо известно, что он не обладает ни знаниями, необходимыми для этого, ни опытом, ни волей. Весь его внутренний облик мало соответствует грандиозному масштабу войны»…

Эти просвещенные, образованные генералы, как и представители оппозиционного штатского общества, давно перестали учитывать реальность духовной стороны. Они запамятовали, что для русского народа Царь является помазанником Божиим. «Царь и Бог» — вот что знал русский народ, вот что он соединял вместе. Умники ошиблись. Уже 25 августа пришла победа: «Я получил через Алексеева телеграмму от Иванова, сообщившего, что сегодня наша II армия (Щербачева) в Галиции атаковала две германских дивизии с тем результатом, что было взято свыше 150 офицеров и 7000 солдат, 30 орудий и много пулеметов. И это случилось сейчас же после того, как наши войска узнали о том, что я взял на себя верховное командование. Это воистину Божия милость и такая скорая»…

Произошло, по существу, чудо. Отступление, представлявшее грозное, стихийное и паническое бедствие, остановилось. Войска начали оправляться, пополняться, набираться сил. В 1916 году они ответили врагу огромным наступлением от Волыни до Карпатских вершин, нанесли врагу смертельный удар, от которого Австрия уже больше не оправилась. Но враги внутренние продолжали подтачивать корни во имя… «победы». Быть может, потому и противились царскому командованию, что боялись его победы?..

На одном из последних предреволюционных заседаний петроградских присяжных поверенных рассматривался вопрос о революции, как будто это входило в сферу деятельности почтенных господ адвокатов.

— Такого удара с тыла не выдержит никакой фронт, — сказал председатель сословия Н. П. Карабчевский. — При первой вести о нем фронт рассыплется в прах, как раз открывая врагу прямую дорогу в те ворота, у которых он пока еще только стоит.

В ответ ему закричал истерический Керенский:

— Поймите же, наконец, что революция может удасться только сейчас, во время войны, когда народ вооружен, и момент может быт упущен НАВСЕГДА…

Резолюция Керенского в пользу революции была принята огромным большинством. Кем был в это время Керенский и господа адвокаты — патриотами или предателями? Защитниками или врагами Родины?..

Огромный риск Царя удался вопреки всем предсказаниям. Произошел самоочевидный перелом в ходе кампании: от поражения к победе. Ученые генералы и генералы от политики сделали вид, что они никогда не ошибались. Они все авторитетно разъяснили: наступление немцев, начавшееся на Дунайце 19 апреля, должно было остановиться само собою, так как надо было наладить тыл и пополнить расход в огневых припасах; русское наступление в 16-м году удалось потому, что немцы в это время бросили свои силы на Верден, а австрийцы штурмовали на Изонцо. Так и не захотели признать, что победила мистика Царя, победила его вера в русский народ, победил воскресший героизм Русской армии. Горе людям духовно слепым, чьи мозг и совесть отравлены ядом.

* * *

«Алексеев очень хорошо делает доклады», — написал Государь Царице в первые дни своего сотрудничества с начальником штаба. Полтора года они работали вместе. Почти ежедневно встречались. Огромные оперативные вопросы, тщательно разработанные, предлагал Алексеев на решение Царя: «Как повелишь, Государь?» Ни одно темное облачко не промелькнуло между ними за это время. Царь доверял Алексееву и ценил его.

Они сидели вдвоем на углу стола, друг против друга перед большой картой, покрывавшей стол. У обоих лица были землистого, нездорового цвета. В комнате было тепло. Алексеев был в кителе цвета хаки, с аксельбантами Генерального штаба. На груди белел Георгий 3-й степени. Высокий умный лоб, темные нависшие брови, небольшие, внимательные серые глаза и ямочка на подбородке придавали лицу суровое, строгое выражение. Лицо было простое, непородистое, но умное и волевое.

Алексеев докладывал, изредка открывая то одну, то другую папку, вынимал оттуда нужные документы и прочитывал их Государю. Старик любил работать сам: каждая бумага должна была пройти через его руки. Как будто никому не доверял. Это было особое свойство характера; привычка, которая стала его второй натурой. Это вызывало скрытое неудовольствие и недоброжелательство подчиненных; это перегружало его самого сверх меры и утомляло до крайнего изнеможения. Но изменить порядок он не только не помышлял, но ему и в голову не приходило, что часть второстепенной работы можно было возложить на подчиненных.