Распни Его

– Боже мой, как хорошо. Благодарю Тебя за счастье, которое Ты мне дал, за жизнь, за любовь…

Он обнял раскрасневшуюся, цветущую невесту и целовал ее без конца в губы, целовал ее радостные, расширенные глаза, белые тонкие руки, завитушки волос и клялся ей в любви:

– Здесь так чудесно, воздушно и легко. Я люблю этот беспредельный простор, этот таинственный мир, это небо и цветущую землю. Душа моя полна, и от полноты ее ликует все во мне. Мне хочется продекламировать тебе изумительные стихи нашего поэта. Они созвучны моей душе, они так красиво выражают мои чувства. Когда ты узнаешь наш певучий, чудный язык, ты полюбишь его и поймешь, что нет красивее нашего языка.

Благословляю вас, леса,
Долины, нивы, горы, воды,
Благословляю я свободу
И голубые небеса!

И посох мой благословляю,
И эту бедную суму,
И степь от края и до края,
И солнца свет, и ночи тьму,

И одинокую тропинку,
По коей, нищий, я иду,
И в поле каждую былинку,
И в небе каждую звезду!

Он перевел стихи на английский язык, и они восхитили восторженную невесту.

– О, если бы мы могли с тобою, моя дорогая Аликс, вот так, как пилигримы, одни, взявшись рука за руку, идти в эту чудесную синюю даль, благословлять вселенную, радоваться нашему счастью и чувствовать, как наши души поют прекрасную песню любви!

Она прижалась к нему, ласкала его лицо и тихо шептала:

– Какой ты хороший; ты поэт в душе. Как мне радостно и сладко быть с тобою…

Им не хотелось уходить. Растягивали минуты. Но была пора – приближался момент расставания.

В час дня он простился с Аликс. Она уехала с бабкой в Дармштадт. «Как пусто мне показалось, когда вернулся домой, – записал он в дневнике. – Я бродил один по знакомым и дорогим местам и собрал ее любимые цветы, которые отправил ей в письме»…

В тот же день, вечером, Николай Александрович покинул Кобург. 22 апреля он прибыл в Гатчину, где его встретили отец, мать, брат, сестры и великий князь Александр Михайлович. «Какая огромная радость – снова увидеться при таких счастливых обстоятельствах», – отметил он в темно-бордовой тетради.

В этот вечер Ники долго сидел у матери. Рассказывал ей о поездке, о своих переживаниях, впечатлениях, о красоте Аликс и о своей любви.

– Я, мама, люблю всех людей; все люди хорошие. Нас так приветствовали, столько желали нам счастья…

А она, мать, как всякая любящая мать, слушала с довольной улыбкой, задавала ему вопросы, и сердце ее билось спокойно и радостно.

Поездка в Англию

Love is caught; I have bound his wings love;
no longer will he room or fly away.
Within our hearts for ever love sings.

(«Любовь поймана; я связала ее крылья;
она больше не улетит.
В наших сердцах будет всегда петь любовь».)

Вернувшись в блистательный Санкт-Петербург, Николай Александрович – счастливый жених – снова вошел в обычную колею жизни, требовавшую от Наследника престола самых разнообразных и разносторонних служебных занятий. Заседания, приемы, встречи, прогулки с отцом, беседы с матерью, полковые обеды, дружеские пирушки, чаи, танцы, ужины в домах родовой, близкой ко двору, знати – текли ежедневно и отнимали у него много времени.

Любовь, которая питала его сердце, давала ему радостную бодрость, живость и энергию. Он чувствовал себя в каком-то необыкновенно повышенном настроении, точно переродился, будто возникли в его груди новые, возбуждающие его силы. Мозг работал отлично, все давалось легко и свободно; даже утомительные доклады в Государственном совете не утомляли и не усыпляли его.

Время сладких мечтаний начиналось для него тогда, когда он оставался один. Это было обыкновенно ночью. «На небесах покой и на земле молчанье, и всюду тишина»… С нежностью и умилением он перечитывал ее письма, в которых она восторженно писала о своей великой любви. Замечая на душистой бумаге следы засохших капель, он думал, что это ее слезы, и он целовал бумагу и шептал, радостно улыбаясь: «Милая душечка, дорогая Аликс, радость моя бесценная»…

В эти часы его незримого общения с ней она стояла перед ним стройная, светлая и сияющая. Для него она была прекрасная, распустившаяся роза. Он видел ее прелестное лицо, на котором сияла печать невинной девичьей чистоты; такой чистоты он не замечал у других женщин. Он видел милую улыбку ее прекрасных глаз, и эти глаза, влюбленные, ласковые, обвораживающие, проникали ему в душу и, как звезды, манили и звали. Сердце его замирало от нежности, от радостного сознания, что эта чудная девушка – его невеста.