Шум стройки и гомон сотен голосов вдруг отходят на второй план, и я прислушиваюсь к другому шуму — шуму сотен и тысяч растений, которые здесь повсюду.
Каждое из них говорит на своем языке, и у каждого свой собственный голос. Розы, которые рядом со мной, низко гудят, словно улей рассерженных пчел. Тюльпаны, растущие неподалеку, издают звонкий переливающийся звук. Трава под моими ногами шелестит, словно водопад — миллиарды травинок соединяются в общий стройный хор, и если прислушаться, можно понять, о чем они поют...
Все вместе они создают настойчивую песнь жизни, которая завораживает меня. Прислушиваясь к их голосам, я вдруг осознаю, что перестала дрожать. Их голоса словно бы вылечивают мое израненное сердце, придавая мне сил, которые словно бы высосал из меня король своей смертельной ваткой.
Среди миллионов голосов, окружающих меня и поющих свою бесконечную песнь, я слышу тот единственный голос, который мне нужен. Теперь я знаю, где искать кровавый вьюнок. На десятки миль вокруг он есть лишь в одном месте, и похоже, оно совсем близко.
Незамеченной я прохожу через ивовую аллею, миную пруд и по безлюдной дорожке, шуршащей мелкими камушками, попадаю в дубовую рощу, в тени которой прячется то, что мне нужно.
Осторожно ступая по высокой траве, я иду мимо потрескавшихся от времени памятников, пока наконец не нахожу то, что искала.
Я стою возле своей собственной могилы, где должен покоиться мой прах. Совсем свежий памятник из белого мрамора практически идеально воспроизводит меня саму до мельчайших черт. Я запечатлена в том самом платье, в которое была одета в день своей свадьбы, лицо спокойное, руки скрещены на груди, глаза прикрыты.
«Вечная память возлюбленной жене и матери. Здесь покоится прах Элис Стормс и нерожденного наследника князя Ивара».
Надпись под памятником заставляет меня вздрогнуть. Я провожу по буквам, выбитым в белом мраморе, пальцами, испытывая странное чувство, словно эти слова правда. Словно здесь действительно покоится мой прах, а я лишь тень той самой Элис...
Мне вдруг отчетливо кажется, словно кто-то стоит за моей спиной, но, обернувшись, я не вижу никого — только ветер терзает тяжелые кроны вековых дубов, высаженных на кладбище. Деревья вечности шепчутся о чем-то своем.
Я пытаюсь усмирить нервно бьющееся сердце, словно пытающееся ускорить неизбежное.
Снова взглянув на свой памятник, я понимаю, что второй главный ингредиент найден.
Тонкие прутики кровавого вьюнка, отчаянно цепляясь за гладкий мрамор, обвивают ноги статуи.
65
Ивар
«Гораздо больше, чем ты можешь представить…» Слова короля, произнесённые с жуткой улыбкой, не выходят у меня из головы. Я то впадаю в бредовый сон, где меня окружают призраки прошлого, то выныриваю в странную реальность, в которой едва могу поднять ослабевшие руки.
В какой-то момент мне кажется, что рядом с моей кроватью кто-то стоит. Оглядываюсь, пытаясь вглядеться в полумрак, но не вижу ничего, кроме неясных теней. Зрение не слушается.
— Кто здесь? — спрашиваю я, и мой голос звучит безжизненно, словно доносится из-под воды. Слышу голоса где-то вдалеке, на улице, и грохот строительных работ. Уже вечер, а я всё ещё лежу здесь. Где-то за стенами играет музыка. Кажется, король снова устраивает пир. Каждый день у него пир.
Гораздо больше, чем я могу представить…
Что задумал этот мерзавец? Что бы это ни было, он своего не получит…
Сделав огромное усилие, я сажусь на кровати. Содрогаюсь от боли, когда мои ноги касаются пола. Каждый сустав болит, словно в него воткнули раскалённый гвоздь. Дрожащей рукой тянусь к столику и выпиваю несколько глотков зелья из бутылки. Боль утихает едва заметно, но достаточно, чтобы я мог сфокусировать взгляд.
Где все слуги? Почему никого нет?
Оглядываюсь по сторонам и вдруг вижу мать, спящую в кресле. Её парик немного съехал набок, так что она стала похожа на манекен. Её лицо в тусклом сумеречном свете кажется восковым, неживым. Смотрю на свои дрожащие руки, и они тоже кажутся мне неживыми.
А вдруг я умер, и всё это лишь видения проклятой души? Старуха предрекла мне вечные мучения за то, что я сделал.
Прикладываю руку к сердцу — оно всё ещё бьётся, пусть неровно, пусть слабо, но бьётся, и я всё ещё жив.
Снова смотрю на мать. Почему она здесь? Я всегда думал, что ей плевать на меня, но она не отходит от моей постели. А может, это не ей было плевать на меня, а мне на неё?
Теперь я вижу её другими глазами. Но почему?
Вглядываюсь в лицо матери и чувствую то, что ощущал к ней в детстве. Мне хочется обнять её, поцеловать и сказать, что я люблю её. Ведь я как будто целую вечность не говорил ей этих слов. Если вообще говорил после того, как принял дракона и стал с ним единым целым.
Должно быть, так Ридли всегда любил свою мать. Должно быть, такое чувство испытывала к своей матери Элис.
А ведь слова, что она сказала мне тогда, были её последними. Слова проклятия. А я забыл их, слушая только себя и больше никого. Воспринял их как вздор умирающей старухи. Но король прав: драконы не болеют… Только если их не прокляли.