Расплата. Отбор для предателя

— Да, но это не имеет никакого значения. Тебе уж точно не нужна никакая помощь. По одному взгляду князя видно, что ты дьявольски ему приглянулась. Я наблюдал за ним, и это было забавное зрелище. Он едва не бросил вызов королю при всей свите. Его удержало от этой глупости только чудо.

— Или остатки разума, — говорю я. — Наш монарх, похоже, настоящий садист… Я слышала, что он не самый приятный человек на свете, но чтобы придумать такое… Мне страшно представить, какое испытание он выберет следующим.

— Я не знал, что он это устроит. Если бы знал, то не допустил бы.

— И пошел бы против короля? Он ведь не нарушил никаких правил отбора. Я читала книгу, что раздали каждому, кто участвует. Там ясно сказано, что испытания могут быть любыми. Как безобидными, так и смертельно опасными. Но чем опаснее испытания, тем крепче будет связь между победительницей и счастливым женихом.

— Это варварство.

— Не меньшее варварство, чем эти ваши монастыри.

Я чувствую, как внутри меня закипает гнев. Блэйк хочет казаться хорошим, но нет ничего хорошего в том, что они придумывают, чтобы истязать несчастных девушек.

— Я тут ни при чем, — говорит он. — Я лишь пытаюсь спасти того, кого могу. Ты же знаешь.

Я чувствую горечь в его словах, и, помня о том, как он помог мне выбраться из монастыря, чувствую укол совести.

— Прости, — говорю я, — мне просто очень тяжело сейчас. И больно за тех, кто не вернулся. Это не стоит их жизней. Я пыталась спасти одну из них, но она не вернулась… Теперь мне кажется, что я виновата в ее смерти, нужно было пойти за ней, нужно было настоять. Она была совсем молодой, совсем глупой.

— Ты не виновата, Элис, — говорит Блэйк и кладет мне руку на плечо.

Я закрываю глаза руками. Я вижу перед внутренним взором эту девчонку, которой я перевязала плечо куском своего платья. Она так хотела победить, что совсем не чувствовала ни страха, ни боли.

Удивительно, но его прикосновение хоть немного, но успокаивает меня. За это я ему тоже благодарна. Помимо Клода, он, пожалуй, единственный мужчина, которому я могу доверять и который не обманул моего доверия ни разу, хотя у него была такая возможность.

— Он объявил мою вторую дочь мертвой, Блэйк, — говорю я сдавленно. — Я помню, как он говорил при мне, что отправит дочерей к своей матери… Я была уверена, что так и произойдет. Но Лили здесь, вместе с его матерью, а второй дочери нет. Неужели он и правда убил ее… Клем ищет и говорит с прислугой, но никто либо не знает, либо не говорит.

— Именно поэтому я здесь, Элис. У меня есть средства, чтобы узнать правду.

Сначала в сердце разгорается надежда, а потом так же быстро гаснет.

— Я не хочу знать правду, если она ужасна. Я хочу иметь надежду. Я заставляю себя верить, что он не может быть таким чудовищем, что не может убить собственное дитя.

— Если она жива, — глухо говорит Блэйк, — я обещаю тебе, что найду ее. Если потребуется для этого применить хм… некоторые не очень приятные инструменты, поверь мне, я не побрезгую.

— Ты что-то знаешь?

Я поднимаю взгляд и смотрю в зеленые глаза Блэйка.

— Я знаю человека, который точно знает. И знаю, что совсем недавно он якобы отлучился в свою отдаленную провинцию.

— Распорядитель Даррен?

— Да. Если кто и знает всю правду, то это он. И я, кажется, знаю, где он на самом деле.

37

Ивар

— Признаться, если бы не визит короля, отбор наверняка был бы не таким интересным, верно, сын?

Мать засовывает ложку в яйцо и выуживает оттуда полужидкую смесь желтка и белка, погружает в свой накрашенный рот. Солнце ярко светит, почти ослепляя меня. Глаза сегодня слезятся особенно сильно. А в ноге поселилась такая боль, что кажется, словно кто-то воткнул в колено раскаленную кочергу. Что она говорит? Я даже не понимаю, что она несет в первую минуту.

— Погибло три девушки. Радоваться нечему. Надобно плакать, — говорю я сухо и отрезаю кусок мяса. Рот наполняется головокружительно приятным мясным соком, я начинаю жевать, но спустя секунду чувствую острую боль во рту, а затем зубы натыкаются на что-то твердое.

— Проклятье, — говорю я и выплевываю еду. — Неужели повар не выбрал из мяса кости? Да что они себе позволяют?

Однако я сразу же вижу, что дело не в костях. Это мой зуб. Трогаю пустое место, где он должен быть. Соседние зубы тоже, кажется, начинают шататься.

Мать изумленно смотрит на меня, застыв с занесенной над яйцом ложечкой.

— Ивар?

— Извини, мама, я не голоден.

Встаю из-за стола и иду прочь, стараясь, чтобы не было видно, как я прихрамываю на одну ногу. Мысль только об одном: сейчас, прямо сейчас выпить. Запереться в комнате и залпом выпить всю бутылку зелья. Только бы успокоить боль, успокоить беспокойство.

— Ивар! Это что, твой зуб?!

Визг матери долетает до меня, но я не обращаю внимания.

Живот скручивает от странного чувства. То ли голода, то ли страха. Ничего подобного я раньше не испытывал. Солнце, льющееся в окна, прошибает меня словно насквозь, как будто преследует меня, слепит, так что приходится щуриться и про себя осыпать проклятьями все сущее.