По рации сообщили, что в засаду угодил БМП с журналистами, которые приехали к танкистам вместе со мной. Оказалось, что на этом участке завелся украинский танк-одиночка. Он выслеживает нашу легкобронированную технику, расстреливает ее и исчезает. И вот БМП с журналистами стала жертвой именно этого охотника. Для командира наших танкистов этот украинский танк стал костью в горле, но выследить его пока не удавалось. Позже мы узнали, что в этот раз обошлось без двухсотых. Среди экипажа БМП были раненные, а журналисты и вовсе отделались легкой контузией.
Двое старшин из прифронтовой полосы раздобыли самогон и отказались прибыть в расположение танковой роты, а один из них угрожал товарищам оружием. Комроты и замкомроты отправились поднимать дисциплину, а я напросился с ними. Во-первых, скучно без дела. Во-вторых, там, куда мы едем, находится один из участников обороны Павловки и я рассчитываю узнать у него подробности боя. К тому же жара спала и можно путешествовать с комфортом.
Легонько поигрывал ветерок листвой деревьев, под которыми вольно стояли человек десять танкистов и на лицах их трепетали улыбки предвкушения. Командир стоял к ним спиной, а лицом к старшине, невысокому лысеющему человеку в жилетке. Глубокие мышистые глаза жилетки вероятно из-за неожиданного приезда комроты были особенно печальны, а щеки серебрились трехдневной щетиной и нервенно подрагивали.
— Это на вас что? — вежливо спросил командир старшину и пальцем легонько ткнул его в жилетку.
— Форма, — не поднимая глаз, тихо ответил старшина.
— Так, хорошо. Пусть будет форма, — в глазах командира блеснули недобрые искры, — А что за форма, знаете?
— Форма ВС РФ.
— Ага. А вы, значит, — военнослужащий?
— Так точно.
— Вот как!? А раз так, то скажите-ка мне, голубчик, как называются те, кто уклоняется или, например, не являются по приказу отца-командира?
— Я думаю…
Глаза командира прищурились и голос возвысился.
— Мне неинтересно знать, что вы думаете. Отвечать на вопрос!
Старшина как-то скрипнул горлом, а командир загремел:
— Сми-ррна!
Все вздрогнули и вытянулись в струну, голос командира загремел как кавалерийская труба.
— У меня так служить нельзя.
— Я…
— Молчать!
Старшина сжал губы и больше ничего не сказал, а командир закурил и повернулся к замкомроты:
— Увести. Где этот… второй?
Ввели второго. Это был коренастый человек с удивительно узким горизонтом лба и небритым припухшим лицом. Он стоял, пошатываясь, смотрел на командира мутноватыми глазами и… курил, посыпая пеплом выпуклый живот над неряшливо застегнутыми штанами. Командир окинул второго взглядом и молнии исковеркали его лицо.
— Почему мотню не застегиваешь, конское быдло?
Второй, глазами следуя за взглядом командира, скосился на свои штаны и попробовал застегнуть. Пальцы его плохо слушались и он покраснел, виновато улыбаясь. Командир сделал страшные глаза.
— Да ты пьян!?
Дерзкое выражение загорелось в глазах второго. Он отставил ногу вольно и, слегка путаясь языком, молвил.
— Н-ну пьян… Ну и что!?
Командир подошел ко второму в упор и проговорил:
— Я ж тебя за такое выебать могу.
Сигарета падучей звездой выпала изо рта второго, а на лице расплескался ужас. Командир посмотрел в расширившиеся глаза второго и добавил с нескрываемой брезгливостью:
— Но тебе ж это понравится.
Командир повернулся к замкомроты и между ними состоялся короткий разговор, а судьба двух старшин решилась так:
— В комендатуру обоих.
— С конвоем?
— Немедленно.
Днем я встретил двух старшин у здания штаба. Они меня не узнали. Взгляды у обоих были потухшие, а в глазах жилетки стояла какая-то собачья просьба о жалости. Я прошел мимо и конвой увел их в мрачной тишине в комендатуру. Больше я их не видел.
Совсем рядом со штабом ухают орудия наших танков. В парке повсюду следы воинского постоя: неописуемая грязь, мусор, запах мочи. Впервые увидел тигрят.
Трое в полной выкладке с автоматами, гранатометами, громадными рюкзаками и гражданскими пакетами проковыляли мимо меня, тяжело дыша и утирая пот, который ручейками струился из-под касок. «Вот чудаки» — подумал я — «Каски-бы сняли». Они дошли до бортового Урала, укрытого густой тенью под кроной старого вяза, побросали у колес пакеты с рюкзаками и тут же повалились на землю. Все, и тяжелая болезненная поступь, и новая с иголочки форма, сидевшая одинаково мешковато на троих, и даже то, как неловко они держали оружие, изобличало в них штатских. То был добровольческий батальон «Тигр» из Приморья. Морпехи то ли в шутку, то ли в насмешку прозвали великовозрастных земляков тигрятами. Так и повелось.