Расплата

Она подняла покрасневшие от слез глаза, лицо стало мертвенно бледным, она дышала тяжело и хрипло. Вдруг хлынули слезы, они сопровождались непрерывными пронзительными стонами. Он испугался и схватил ее за плечи.

— Кельтум! Перестаньте! Пожалуйста!

Тревожно взглянув на дверь, он зажал ей рот ладонью.

— Прекратите, пожалуйста! Эти стены слишком тонкие.

Из ее горла еще вырывались приглушенные звуки. Она задрожала, дрожь становилась сильнее и сильнее, охватила все тело, ее трясло, и она никак не могла успокоиться. Билл прижал ее к груди, рукой зажимая рот, его резкие, даже грубые движения смягчились, стали нежными.

— Пожалуйста, успокойтесь, — шептал он. — Я понимаю, какой все это ужас для вас, но потерпите еще немного, пожалуйста!

Стоны сменились всхлипываниями. Он осторожно отвел руку от ее губ, обнял за талию и крепче прижал к себе. Она проплакала еще несколько минут, тихо всхлипывая, все ее тело трепетало, потом медленно подняла руки, положила их вначале ему на пояс, потом они скользнули по его спине и медленно обвились вокруг шеи. Какое-то время они стояли так, обнявшись, наконец Кельтум успокоилась.

— Бедная мама, — проговорила она. Ее губы были прижаты к его груди, поэтому слова звучали глухо. Когда она подняла голову, Билл заглянул в ее блестящие, измученные глаза. — Это невыносимо для нее — оставаться там одной. Я должна найти выход из этого… этого кошмара! Слишком много на нее всего навалилось.

— Знаю, — вздохнул Билл, — но нет никакого выхода. До тех пор пока мы не увидимся с Лантье. А после этой встречи по крайней мере вы, возможно, сможете вернуться домой. — Он нежно высвободился из ее объятий и теперь держал в руках только кончики ее пальцев. — Еще несколько часов, а? Пожалуйста!

Она кивнула, смахнула с лица последние слезы и прошептала:

— Хорошо. Я пойду и послушаю, что он скажет. — Кельтум опустилась на измятую постель. — Мне так неудобно, — еле слышно прошептала она. — Я ужасно устала. — Голова ее упала на грудь, и девушка соскользнула бы на пол, если бы Билл не подхватил ее. — Голова кружится. Я так… — глухо бормотала она. Наконец шепот затих, и она уснула.

Билл уложил ее на кровать, укрыл до пояса одеялом, постоял над ней несколько минут и, убедившись, что она крепко спит, подошел к двери, тихонько открыл ее, ступил на рваный линолеум и направился к верхней площадке лестницы. Там он постоял, прислушиваясь, и спустился на неосвещенную промежуточную площадку. Пока администратор грозно предупреждал Кельтум, он успел внимательно изучить доску, на которой висели ключи. Ключа от комнаты Кхури там не было, значит, бандит дома. Билл так и думал. День у Кхури начинался только после полудня и заканчивался в пять-шесть утра, когда он выходил из последнего кабака. Билл взглянул на часы, сел на потертый ковер и стал ждать, тревожно вслушиваясь в приближающиеся шаги.

Первое заграждение было установлено на проспекте Великой Армии — беспорядочно наваленные железобетонные блоки. Перед ними стояли в характерных ленивых и в то же время настороженных позах солдаты ОРБ, из-под переливавшихся на солнце дождевиков высовывались дула автоматов. Один из них, мужчина с суровым лицом, направился к машине Вадона. Министр опустил оконное стекло, снял непромокаемую широкополую шляпу, затенявшую верхнюю половину лица. Офицер уныло улыбнулся, отдал честь и отступил назад.

Не слыша ничего, кроме оглушительного биения собственного сердца, Вадон осторожно объехал заграждение, небрежно помахал офицеру рукой и поехал по пустынному проспекту. Шины шуршали по асфальту, еще не просохшему после утреннего ливня. Нервы были напряжены до предела, и все же это не помешало ему залюбоваться открывшейся панорамой. Дорожное движение не отвлекало внимания, и он, словно впервые в жизни, увидел стоявшую на холме Триумфальную арку. Она, казалось, парила в воздухе, на фоне неба вырисовывался ее величественный силуэт, а свинцовые облака придали удивительную яркость украшавшим ее флагам.

Он приближался к площади Звезды, самому центру Парижа, и сердце его забилось еще чаще. В обычные дни проспекты, эти гигантские городские артерии, вливают в нее потоки транспорта, и там всегда бурлит водоворот. Сейчас же она была неестественно пуста, словно какая-то паника или эпидемия чумы вымела все население из города. Маленький отряд солдат, маршировавших в направлении к арке, только еще больше усиливал ощущение пустынности.

Там, где проспект Великой Армии соединяется с площадью Звезды, стоял еще один пост ОРБ. От группы охранников отделился офицер и взмахом руки приказал «ягуару» остановиться. Вадон послушно остановил машину и с дружеской улыбкой выглянул из окна. Он меньше всего был расположен сейчас улыбаться, и улыбка эта, словно маска, скрывала страх.

— Добрый день, офицер, — добродушно-снисходительно произнес он. Интонация, позволяющая, по его мнению, поставить человека на место и в то же время завоевать его расположение. — Решил вот лично все проверить. Убедиться, что все идет как надо. Понимаете?