Расписной

– Да что тут странного… В пустыне мужики часто ходили в одних плавках. Да и без плавок тоже…

Вольф два года прослужил в пустыне, но не видел мужиков, расхаживающих в голом виде по военному городку. И шрам на заднице Шарова не видел, хотя не раз бывал с ним в боевых командировках. Но порыв злости прошел, осталась только ревность. Бить Софью уже не хотелось. Хотелось убедиться во вздорности своих подозрений. Он погладил белую грудь, взялся за крупные розовые соски.

– Скажи честно, где ты рассматривала жопу Шарова?

– Нигде. Если честно, мне Надя рассказывала…

Софья подалась навстречу, сильнее прижимаясь к его ладоням.

– Какая Надя?

– Библиотекарша. Помнишь, у нас в школе, в пустыне?

Она возбуждалась, и голос становился напряженным.

– А она откуда знает?

– Ну, знает, наверное… – Софья облизнула пересохшие губы.

– Откуда?!

– Вот ты ее и спроси… А я тут ни при чем…

Софья прикрыла глаза. Веки у нее трепетали, соски затвердели. Он продолжал ласкать нежную грудь и покручивал розовые кнопки то вправо, то влево, словно ручки настройки рации в поисках какой-то очень важной волны.

– Я тебя спрашиваю! Не строй из себя гимназистку! Помнишь тропу разведчика? Тогда, ночью, когда мы только вернулись из командировки? Помнишь, как мы с Сержем тебя с двух сторон обработали?

Зеленые глаза недоуменно распахнулись.

– Ты что, Володя? Какая тропа разведчика? Когда рота вернулась, меня вообще не было в пустыне, я уезжала к маме!

– А домик на детской площадке? Избушка на курьих ножках? Помнишь, что ты там с Сержем делала?

– Не говори ерунды…

Глаза снова закрылись, Софья облизала губы:

– Какая избушка, какой Серж… Я тебя хочу…

Женское начало в Софье брало верх над всем остальным. Она умела подчиняться мужчине, и это умение оказывалось важней всего. Не то чтобы Волк ей поверил, просто мучившие его сомнения мгновенно улетучились, их уже не надо было взвешивать и анализировать, они стали неважны. По крайней мере, сейчас.

– То-то же… Давай, быстро становись на колени!

Она мгновенно выполнила команду, круглые светящиеся коленки стукнулись о потертый линолеум, влажные губы призывно раскрылись… Все началось заново: вначале Волк довольствовался обнаженной частью Софьи, потом, рыча, сорвал сапоги, колготки и трусики… Все началось заново.

День подходил к концу, когда Софья наконец оделась полностью и принялась застегивать шубу.

– Я тебя провожу, – сказал Вольф.

– Не надо, я возьму такси.

– Это тебе. Небольшой сувенир…

Он вложил в мягкую ладошку полученные от Сержа алмазы, свернул податливые пальцы в кулачок, закрывая подарок. Но она тут же раскрыла ладонь, камни отсверкнули колючими бело-зелеными лучиками.

– Ничего себе небольшой…

Софья смотрела с каким-то новым выражением. Тщательно накрашенные губы округлились.

– Почему ты это делаешь?

– Я так хочу. Но их еще надо огранить.

– Я знаю. Спасибо…

Приподнявшись на цыпочки, она поцеловала его в небритую щеку. Сердце Волка снова учащенно забилось.

– Ты записывал мой телефон… По-моему, там ошибка. Проверь последние цифры – восемьдесят восемь…

Вольф заглянул в записную книжку.

– Черт, у меня семьдесят семь! Как ты узнала?

– Интуиция. Звони, когда захочешь. Николая Павловича целые дни нет дома.

– Обязательно позвоню! И буду звонить каждый день. Я еще неделю в отпуске…

* * *

Но на следующий день отпуск закончился. Ровно в восемь утра задребезжал старенький телефонный аппарат.

– Что ты наделал, Володя? – тревожно спросил Петрунов. – Здесь поднялся такой переполох, будто ты взорвал бомбу в Кремле!

Вольф сладко зевнул:

– Ерунда. Ничего я не взрывал. Слегка поссорился с одним знакомым. На личной почве.

– Какая, к черту, «ерунда», какая «легкая ссора»! Дело на контроле у председателя, в одиннадцать тебя вызывает Вострецов! Назначено служебное расследование! Имей в виду, закрутилась очень серьезная карусель, на моей памяти еще такого не было! Быстро приезжай, тебя ждут в отделе внутренней контрразведки…

Весь день Вольф писал рапорта, объяснения и отвечал на вопросы.

– Да, на фуршете после награждения я употреблял спиртные напитки в компании Генерального секретаря Грибачева, председателя КГБ Рябинченко, министра обороны Вахрушева… Нет, это имеет значение и должно быть записано в протоколе… Да, я опьянел, потому что не ел целый день, а у фуршетного стола было много народа, и я достал только один бутерброд… С сыром. Согласен, это не имеет значения. Да, я поссорился с полковником, нет, уже генералом, Чучкановым… Исключительно на личной почве… Он ударил меня, я уклонился и машинально ударил в ответ… Это рефлекс, меня специально учили так реагировать на удар. Нет, это имеет значение! Бытовая ссора, вот что произошло… Я не помню, из-за чего. Никакую женщину я тоже не помню. И этого не помню. Нет, действительно, тем более все, чего я не помню, не имеет значения. Если надо ответить за Чучканова, то я готов! Все остальное не имеет значения.