Как потом стало известно, ответ формально был правильный, ибо все документы по этому делу по специальному решению ЦК были в комитете уничтожены. Но, я думаю, и особого желания у КГБ заниматься этим вопросом не возникало. Не знаю, было ли известно его руководителям решение об уничтожении документов, но можно было поискать и косвенные свидетельства, наконец, людей, причастных к трагическим событиям. Ведь потом-то кое-что обнаружилось.
По этой же причине – отсутствия каких-либо новых материалов и свидетельств – не рассматривалась в Политбюро «записка четырех» – А. Яковлева, В. Медведева, Э. Шеварднадзе и С. Соколова, в которой ставился вопрос о необходимости вернуться к рассмотрению Катынского дела.
Между тем в ожидании результатов поиска новых материалов приходилось сдерживать какие-то действия с польской стороны, а также отдельных органов печати и информации. Как-то позвонил мне Элем Климов и информировал, что осенью к нам собирается приехать Анджей Вайда, который хочет сделать фильм по катынской трагедии. Пришлось просить Климова уговорить польского режиссера подождать с осуществлением такого плана.
Ситуация особенно обострилась в связи с развертыванием работы советско-польской комиссии историков. Сопоставление польских и советских источников позволило точно установить, как польские офицеры оказались в советских лагерях, что с ними происходило до июня 1940 года. Но дальше – полный провал. Существование лагерей до 1941 года ничем не подтверждается, а главное – версия о расстреле немцами поляков никак не состыковывается с предшествующими достоверно установленными фактами.
Вот как было дело. К середине сентября 1939 года большая часть территории Польши была захвачена немецко-фашистскими войсками. Оставшиеся части польской армии вытеснены на Восток – на территории Западной Белоруссии, Западной Украины и частично Литвы, входившие тогда в состав Польши. Во время польского похода Красной Армии, начавшегося 17 сентября, оказавшиеся здесь польские солдаты и офицеры были разоружены и интернированы.
По данным, подтверждаемым перепиской и другими документами, офицеры были размещены в трех лагерях – в Козельске (в 70 км юго- западнее Калуги), Старобельске (в 80 км севернее Ворошиловграда) и Осташкове (в 100 км западнее Калинина, на озере Селигер).
Польские офицеры в Латвии и Литве после вхождения этих стран в состав СССР летом 1940 года были размещены в лагере Грязовец близ Вологды. Сюда же попала группа офицеров из первых трех лагерей. Когда в августе 1941 года было подписано советско-польское соглашение о совместной борьбе с гитлеровской Германией, эти офицеры составили основную часть офицерского корпуса армии Андерса.
Сведения о судьбе польских офицеров, находившихся в Козельске, Осташкове и Старобельске, обрываются июнем 1940 года. И никаких документов о них больше не появлялось.
В мае 1988 года польская часть комиссии передала советским партнерам сравнительный анализ сообщения советской специальной комиссии под руководством академика Бурденко и доклада польского Красного Креста о массовых захоронениях в Катыни со ссылкой на то, что этот анализ проделан по поручению ЦК ПОРП.
Это была еще одна попытка польских ученых убедить нас на основе косвенных данных в том, что аргументация специальной комиссии страдает серьезными изъянами и не вызывает доверия.
Подвергнута была сомнению сама цифра погибших польских офицеров, приводимая в сообщении, -11 тыс. человек. Дело в том, что все эксгумированные комиссией польского Красного Креста в апреле 1943 года трупы оказались из одного лагеря – козельского. В связи с этим возникает вопрос о судьбе бесследно пропавших польских офицеров, размещавшихся в Осташкове и Старобельске.
Польскими историками отмечалось отсутствие доказательств существования лагерей для интернированных польских офицеров в Катыни и близлежащей местности, а также неправдоподобное обоснование невозможности эвакуации этих лагерей в сентябре 1941 года. Если польских офицеров нельзя было эвакуировать и они были брошены охраной на произвол судьбы, то как объяснить, что никто из них не пытался бежать, чтобы спастись от наступавших фашистов, скрыться в лесу, среди населения.
В сообщении специальной комиссии говорилось об использовании интернированных офицеров на строительных и ремонтно-дорожных работах. Но среди них были и инвалиды. Да и вообще в лагерях СССР для интернированных польских офицеров трудовой повинности не было.
Указывалось и на тот факт, что после мая 1940 года письма интернированным польским офицерам от родных и близких возвращали с надписями: «Адресат неизвестен». Хотя до этого момента переписка велась. А письма, направляемые польскому Красному Кресту или советским властям за разъяснением, оставались без ответа.
Наконец, обращалось внимание и на то, что катынское преступление не было названо в Нюрнбергском приговоре, а советский представитель в Нюрнбергском трибунале не заявлял возражений или особых мнений по этому вопросу.