Распад

В единственной комнате хижины было жарко и полно пара, идущего от громадного самогонного аппарата, который стоял в комнате. Первоначально перегонные аппараты не предусматривались в плане построек. Однако гаитяне оказались изобретательным народом и соорудили их самостоятельно из разобранных частей автомобиля. Судя по запаху, здесь перерабатывали сок сахарного тростника в крепкий ром. Две полки у стены напротив были заставлены стеклянными бутылями, вытащенными со дна протоки. Половина из них была наполнена желтоватым алкоголем и заткнута глиняными пробками, обмотанными тряпками.

Фонтено и старик заговорили по-французски. Перегонный куб работал исправно, из наклонной железной трубки в стеклянную бутыль по капле сочился ром, будто в водяных часах. Папа Кристоф был достаточно дружелюбен. Он разговаривал, одновременно стуча по статуе и бормоча что-то себе под нос все в том же каплеобразном ритме водяных часов.

— Я спросил его насчет скульптуры, — пояснил Фонтено. — Он сказал, это для церкви. Он делает святых для доброго Бога, поскольку добрый Бог всегда с ним.

— Даже в перегонном кубе? — поинтересовался Кевин.

— Вино — часть ритуала, — холодно ответил Фонтено.

Папа Кристоф поднял заостренную обожженную палочку, внимательно посмотрел на статую и прочертил небольшую линию. Перед ним на широкой кожаной подстилке были разложены рабочие инструменты — шило, самодельная пила, заостренный крюк, ручная дрель. Они были довольно неуклюжи, но старый мастер умел с ними обращаться.

Преследовавшая их свита Насмешников мальчишек осталась за дверями хижины, однако один из них, самый младший, осмелился войти внутрь. Папа Кристоф посмотрел на него, улыбнулся своей беззубой улыбкой и издал какие-то торжественные звуки на креольском наречии. Мальчик послушно сел на земляной пол.

— Что это значит? — спросил Оскар.

— Думаю, он просто сказал: «Обезьяны растили своих детей еще тогда, когда здесь не росли авокадо», — предположил Фонтено.

— Что?

— Ну, это пословица.

Маленький мальчик, по-видимому, был испуган тем, что находится среди взрослых, занятых своим делом. Папа Кристоф высек еще что-то на статуе, обращаясь при этом к малышу. Ром капал мерными каплями в почти полную бутылку.

Фонтено указал на мальчика и спросил что-то на французском. Папа Кристоф, снисходительно усмехаясь, сказал: «D'abord vous gette poux-de-bois manger bouteille, accrochez vos calabasses».

— Что-то насчет жучков, поедающих их бутылки, — осмелился предположить Фонтено.

— Жучки едят его бутылки? — недоверчиво переспросил Кевин.

Кристоф откинулся назад, рассматривая проведенную углем линию. Он был поглощен созерцанием своей статуи. С другой стороны сидящий на полу мальчик, как зачарованный, разглядывал разложенные на коже инструменты.

Малыш потянулся, чтобы схватить блестящее заточенное лезвие. В ту же секунду старик отвел руку назад и схватил на ощупь малыша. Затем Папа Кристоф встал и, подхватив мальчика правой рукой, прижал к себе. В тот же самый момент он сделал два шага вперед и левой рукой снял с полки у стены пустую бутыль.

Развернувшись, он ловко вытащил полную бутыль из-под перегонного куба, заменив ее пустой. Все это время он одновременно добродушно журил мальчишку, висевшего у него под мышкой. Каким-то образом все это Кристоф умудрился проделать с такой точностью, что ни капли рома не пролилось на пол. ,

Старик вернулся и опять сел на трехногий табурет, пристроив мальчика у себя на коленях. Подняв левой рукой полную бутыль, он задумчиво рассмотрел ее на свет, потом обратился к Фонтено.

У Кевина округлились глаза.

— Что это он такое делал? Что за танцевальные прыжки туда-сюда? Это просто невозможно!

— Что он говорит?

— Я не улавливаю, — ответил Фонтено. — Я слишком был занят его передвижениями. Все это очень странно.

Он что-то спросил Кристофа по-французски.

Кристоф неторопливо ответил. Он вытащил плоскую кипарисовую дощечку и угольный карандаш. Старик начал быстро писать — у него был красивый почерк. Он написал: «Quand la montagne brulle, tout le monde le sait; quand le coeur brulle, qui le sait?» Он писал не глядя, полуотвернув голову, потому что продолжал болтать с мальчиком.

Фонтено перевел: «Когда вулкан извергает огонь, это видно всем, когда в сердце горит огонь, кто об этом знает?»

— Интересная сентенция, — заметил Кевин. Оскар задумчиво кивнул.

— Особенно интересно то, что наш друг может одновременно писать и болтать с ребенком.

— Он одинаково хорошо владеет обеими руками, — предположил Кевин.

— Дело не в этом.

— Он просто очень быстро умеет двигаться, — сказал Фонтено. — Это напоминает фокусника — быстрота рук.

— Нет, и это не то. — Оскар прокашлялся. — Джентльмены, вы не хотите выйти на улицу и побеседовать там? Мне кажется, нам уже пора отплывать.

Они поняли Оскара с полуслова. Фонтено сердечно распрощался с хозяином. Они вышли из хижины и не торопясь двинулись по деревенской улице, провожаемые странными улыбками жителей. Оскар думал о том, как получилось, что оба его телохранителя хромы.

Наконец они добрались до берега, где причалил их катер.