Эта переплавка дает отрицательный результат, если смешиваются не близкородственные расы (вроде перечисленных европейских), а, например, белые и негры. Жак де Майе, директор Института науки о человеке в Буэнос-Айресе, пишет в своем «Кратком очерке биополитики» [29], что у новой расы, образовавшейся в результате такого смешения, навсегда исчезнут энергия и творческие способности, характеризующие арийские народы.
По словам Ж.Де Майе, ценность сообщества зависит от общей наследственной массы, но это верно только для однородных сообществ, в разнородных же мы имеем не одну, а несколько разных наследственных масс [30]. Устойчивость общества от этого, разумеется, не повышается.
Новая ситуация, в которой оказалась Россия, требует новых подходов, на одном традиционализме нам не выехать из исторической ямы и не создать ту национальную идеологию, о которой все вдруг хором заговорили по команде президента. «Просвещенные патриоты» из нашей творческой «элиты», которые привели русское национальное движение к позорному провалу, все время двигались вперед с головой, обращенной назад. В этой связи возникает задача преодолеть болезни классической русской философии, наблюдаемые, в первую очередь, у Вл. Соловьева, Н.Бердяева и С.Булгакова.
«Русскую идею», только она вновь забрезжила в политике, сразу же пытаются столкнуть на ложный путь.
При первой же попытке заикнуться о своих правах русским задают контрольный вопрос: «А кого считать русским?» Почему-то не спрашивают, кого считать грузином, немцем, латышом, евреем и т. д., а вот от русских непременно требуют, чтобы они предъявили какое-то удостоверение национальной идентичности. Подмечено, что этот наглый вопрос часто приводит русских в смущение, и они начинают бормотать что-то «политически корректное».
«Политически корректным», т. е. ежели по-русски, правильным, считается такой ответ: «Русский – тот, кто вне зависимости от своего этнического происхождения принимает нормы русского культурного поведения как свои». К этому добавляется для разъяснения: «Нация и национальное государство образуются общностью культуры, а не крови и этнического происхождения» [31]. Цель в данном случае состоит в том, чтобы никого – прежде всего авторов такого рода тезисов – не спрашивали об «этническом происхождении».
В том же направлении предпринимают усилия те, для кого русские – не нация, а «сверхнация» с изначально смешанными этническими корнями. В этом случае спутником любых умопостроений является удрученность перспективой утверждения в России национальной идеи «нормального среднего государства», печаль по «вселенскому размаху культуры» и надежда толкнуть русских к поиску не национальной, а мировой идеи [32].
Помимо играющих в традиционализм публицистов, у нас обнаруживаются и любители трансцендентных исканий. Например, эволианец С.Кургинян, в статье которого «Красный смысл» [33] содержится утверждение, будто «вне ответа на вопрос о Смысле Жизни жизнь прекращается», а «отбрасывание невещественных аспектов человеческой реальности… это признак гуманитарного невежества».
Кургинян может писать слово «смысл» со сколь угодно большой буквы и окрашивать его в любой цвет, но ему никуда не уйти от трагических уроков истории: именно навязывание людям всякого рода «смыслов жизни» превращало их жизнь в бессмыслицу и в ад. Как писал Р. Роллан в романе «Клерамбо», «для человека безопаснее быть откровенным скотом, чем наряжать свое скотство в лживый и болезненный идеализм… Он извращает свои инстинкты, углубляя их в единственном направлении. Все, что уклоняется от предначертанной линии, стесняет узкую логику его мысленной постройки, он не только отрицает, он просто разрушает во имя священных принципов. В живой бесконечности природы он производит огромные порубки, чтобы позволить существовать единственно избранным им древам познания: они развиваются в пустыне и на развалинах, чудовищным образом». Так что смысл жизни – это прокрустово ложе, в которые пытаются насильственно втиснуть жизнь.
Те идеи, которые уже пережиты и преодолены Западной Европой, для России внове. У нас никогда не было национального государства, нам его только предстоит создать, если мы соберемся это сделать. Над нашим сознанием довлеет мираж империи. Самой империи уже нет, но имперское сознание осталось. А тут еще проник на российский рынок и стал входить в моду Эвола с его имперскими идеями – вот и встретились «два одиночества».
Однако у нас опять не с того конца свечу жгут. Услышали про национальную идею, сели на эту тематику и поехали. И опять остается без внимания вопрос: а кому, собственно, ту или иную идею намерены скормить? И в коня ли корм? За разговорами о национальной идее забывают поинтересоваться реальным состоянием нации. А состояние это таково, что его одной идеей не вылечишь.
Энергия новой нации