Раскрутка

Камышовые заросли в десяти метрах, но до тех зарослей еще надо добраться. Перед ними неглубокая яма, в которую бугор бросал пустые консервные банки. Кажется, чужие пальцы еще сдавливают горло, вместо дыхания из груди выходят предсмертные хрипы. Радченко повалился в яму: нужно перевести дух, хоть немного прийти в себя. Он упал на спину, потрогал лицо кончиками пальцев. Вся физиономии липкая и горячая, майка от ворота до пупа залита чужой кровью. Радченко выбрался из ямы, распластавшись на песке, пополз к камышовым зарослям.

* * *

Охранник, стоявший возле входа в палатку, понял, что внутри происходит что-то неладное. Но приказа войти не было. А по своей инициативе влезть на территорию хозяина – значит без разговоров получить по морде. Такие случаи бывали, охранник за летний сезон потерял уже три зуба. И теперь берег остальные. Он прохаживался взад-вперед, держа карабин наготове. Тот чужак, что пришел в лагерь и говорил с бугром, по-прежнему стоял на дальней оконечности отмели, дожидаясь чего-то. Видно, разговор они так и не закончили. Охранник звериным чутьем уловил за спиной какое-то движение, повернул голову. И остолбенел от изумления, не сразу узнав Радченко. Окровавленный с ног до головы человек медленно, вжимаясь в землю, полз к камышовым зарослям.

Радченко обернулся назад, его взгляд встретился с взглядом охранника. Человек поднял ружье, прижал тыльник приклада к плечу, стараясь поймать свою жертву на мушку и пустить пулю в голову, чтобы кончить гада одним выстрелом. Радченко перевернулся на бок, приподнял руку с пистолетом. Но противник выстрелил первым. Пуля просвистела где-то возле уха. Радченко целил в живот.

Пистолет казался тяжелым, как пудовая гиря, рука мелко дрожала, ствол выписывал в воздухе восьмерки.

Радченко нажал на спусковой крючок. Мимо. Охранник выстрелил дважды и снова промазал. Противников разделяли метров двадцать. Охранник крепче сжал оружие, совместил мушку с целиком. Прозвучал тихий хлопок. Это выстрелил Радченко. Охранник выронил ружье, согнувшись, схватился руками за низ живота, сел на колени. Он задрал голову к небу и повалился на землю.

* * *

– Мочи эту суку! – По лагерю прокатился звериный рык. Это во всю свою луженую глотку заорал бугор, опомнившись от тяжелого нокдауна. – Мочи…

Радченко, передвигаясь на четвереньках, скрылся в зарослях. Когда грянули первые выстрелы, Шест досасывал очередную сигарету. Он не понял, кто и в кого стрелял. Инстинктивно попятился назад, обернулся, прикидывая пути к отступлению. Таран произвел на него отрицательное впечатление: опасный сукин сын, с которым трудно договориться. Тупой до безобразия. И разговор закончился как-то странно: Таран, буркнув, чтобы Шест ждал на этом месте, повернулся и ушел. А потом началась стрельба.

Услышав крик Тарана, Шестаков понял, что стоять так, в полный рост на виду всего лагеря – значит дожидаться больших неприятностей. Он резко повернулся и бросился туда, откуда пришел. Шест бежал как цапля, высоко задирая ноги, поднимая вверх колени. На песке он видел свои следы, оставленные по дороге сюда. Глубокие слепки сохранила фактуру подметок. Шест обернулся на бегу. В эту секунду кусок свинца ударил в спину, ниже ребер. Шестаков сделал еще два прыжка, почувствовав, что ноги заплетаются, попытался остановиться, но вместо этого упал, перевернулся через голову и потерял сознание.

Он очнулся от беспорядочной ружейной стрельбы. Братва не стала брать лагерь в кольцо: в этом случае велика вероятность перестрелять друг друга. Парни спрятались в зарослях по правую руку от Шестакова. Пришла мысль, что кто-то догадается вытащить его из-под обстрела. У Безмена в рюкзаке аптечка, надо остановить кровотечение. Это главное. А с почкой, разорванной пулей, придется попрощаться. Ничего, люди живут и с одной почкой, – успокоил себя Шест. И даже неплохо себя чувствуют. Он со злостью подумал, что никто из парней не рискнул приблизиться к нему. Значит, надо попробовать проползти пятнадцать метров самостоятельно.

Через минуту Шест убедился, что не проползет и пяти метров. Он снова потерял сознание, на этот раз от невыносимой боли. Это пуля попала в ногу чуть выше колена, раздробив бедренную кость. Шест снова пришел в себя через пару минут, попытался ползти, приволакивая ногу. Он подумал, что глупо умирать вот так, неизвестно за что, неизвестно от чьей руки. Эта была последняя мысль, которую он довел до конца. Кто-то с близкого расстояния выпустил заряд картечи ему в голову.

* * *