Расколотый мир

— Слишком хороша, чтобы говорить со мной, trodaire? Посмотри на меня. — Мужчина протягивает руку, чтобы схватить мой подбородок, обращая мое лицо к свету. Я сжимаю челюсти, и его собственное лицо вытягивается. — Вы люди, — шепчет он, его голос немного дрожит. — Если бы у тебя была хоть самый маленькая частичка человеческой порядочности, ты бы никогда не отказала шестилетнему мальчику в лечении, которое спасло бы его жизнь.

Мои глаза дрогнули, встретив его взгляд, прежде чем я успела остановить этот импульс.

— Ах, — тихо говорит он. — Вот оно. Думаешь, мой сын поставил бы под угрозу безопасность базы? Все еще думаешь, что ты, обрекая детей на смерть, лучше нас?

Дерьмо. Он потерял семью. Это объясняет его взгляд. Я не отвечаю, глядя сквозь мрак. Так легко увидеть злую восьмилетнюю девочку, оглядывающуюся на меня, словно пространство между нами это зеркало, как будто последних десяти лет моей жизни никогда не было.

— Я задал тебе вопрос. — Мужчина с рывком отпускает меня, что отправляет меня на землю, мои руки дергаются от веревки и это посылает мучение моему раненому боку. Я выпускаю непроизвольный крик боли, лицо мятежника размывается у меня перед глазами от головокружения. — Ты думаешь, ты лучше нас?

Я стараюсь не задыхаться, пытаюсь успокоить дыхание, но лихорадка прямо горит в глазах человека. Его кровожадность в действии, обжигает в ответ на мою боль.

— Ты думаешь, что игнорирование меня заставит меня уйти. Но я терпеливый человек, капитан Чейз. Твои люди научили меня этому. Быть терпеливым. Просить каждый кусок еды, каждую дозу лекарства. — Он наклоняется вперед, и я чувствую его дыхание на своем лице, когда он снова говорит. — Я научу тебя, как просить, trodaire.

Его рука дергается и ударяет мою голову об камень, ладонь бьет меня по глазам. Он встает на ноги, а затем его ботинок ударяет меня по ребрам — мой взор затуманивается, воздух, со стоном выходит из меня, прежде чем мозг реагирует на боль.

— В этом разница между тобой и мной, — в конце концов, выдыхаю я, борясь за сознание. — Я не прошу.

На этот раз его гнев невнятен, бессловесен, когда он сдается тому, зачем пришел сюда, нападая на меня со всем гневом, болью и горем. Даже через боль, через треск моих собственных костей, синяков и трещин, я вижу его мысли. Потому что нет разницы между этим мужчиной и печальной восьмилетней девочкой, которой я была раньше. Он будет продолжать бить меня ногами и кулаками, кричать на меня, пока больше не сможет видеть лицо своего сына.

Это значит, что он не остановится, пока я не умру.

— Тебе было тринадцать лет в прошлом году, ты думаешь, я тебя не помню? Иди домой, ребенок.

Девочка сейчас на улице, наблюдает снаружи, как они выключают свет и запирают двери на ночь. Она бросает фальшивую идентификационную карту в желоб, ругая под нос тех, кто ей ее продал.

— Они не верят, что тебе шестнадцать? — Это один из рекрутов, которого она видела, пока ждала, и двое его друзей. Он приближается, глаза рассматривают ее лицо. — Я могу помочь им доказать это. — Он протягивает руку, но девочка отдергивает ее.

— Отвали от меня, — отрезает она, игнорируя горячий привкус страха во рту. — Думаешь, я не смогу справиться с тобой?

Один из его друзей смеется и идет к ней, но прежде чем она успевает отреагировать, другой друг хватает его за руку.

— Давайте оставим ее в покое. Она еще ребенок.

Они недовольно уходят. Третий смотрит на нее, его лицо знакомо: красивый, с зелеными глазами и очаровательной улыбкой, и подмигивает ей.

Но это абсолютно неправильно. Она еще не встретила его.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

ФЛИНН

— НУ ЧТО ТАМ? — Я захожу в радиорубку после того, как убедился, что Марта до сих пор там одна. Я могу сказать, что она была сильно расстроена по поводу отправки моего сообщения на военную базу, и огорчена, что это делается втайне. Но она лучший оператор, который у нас есть, и никто другой не способен найти и так точно настроиться на частоту базы.