Расколотый меч

Эти два лица — побледневшее и едва ли не испуганное — Ксахара и смуглое, упрямое — Веслава — снились мне по ночам и месяц спустя. Наверное, не одной мне, потому что только теперь я поняла, что до этого на трибунах вовсе не было даже тихо, нет! Тихо стало только теперь, когда Веслав короткими, отчаянными взмахами принялся отражать самые мудреные финты жениха доминессы, когда стало очевидно, что нет у алхимика никакого мастерства вовсе, и непонятно, как он еще жив. Когда он в очередной раз за миллисекунду до того, как Ксахар наносил удар, уходил от удара и успевал парировать — непонятно как, а скорее — через «не могу» — вот тогда даже домин побледнел и застыл, и Зелхес утратил свой невозмутимый вид. Потому что все вдруг сообразили, что за жизнь так не сражаются, и всех посетил один и тот же вопрос.

А за что тогда?!

Мы с Йехаром встретились глазами и одновременно поняли, что на ум нам пришло одно и то же. Одно и то же имя.

Вместе мы метнулись глазами туда, где сидела с закушенными губами Даллара.

На моей памяти это был первый раз, когда я видела ее такой взволнованной. С того места, на котором мы сидели, доминесса была видна очень хорошо: она подалась вперед, у нее даже выбились из-под вуали тонкие прядки волос, а на лице было смешанное, какое-то отчаянное, но удовлетворенное выражение.

Наверное, ей доставляло удовольствие думать, что эти двое сражаются вовсе не за рубин вампиров.

Когда я перевела глаза на арену — Веслав уже лежал. На этот раз он не успел подстраховаться и растянулся во весь рост, ударившись о покрытие арены затылком. Правая рука с мечом — так и не выпустил оружие — бессильно упала; по трибунам пронесся крик: «Вставай!!» — но алхимик даже не сделал попытки подняться.

Ксахар на этот раз не стал медлить. С него хватило одного урока: он занес меч и с силой опустил его острием вниз.

Мы не увидели момента, когда Веслав собрался. Казалось, меч в его руках рванулся вбок, выдёргивая нового хозяина из-под лезвия, вздернул алхимика на ноги, так, что они в очередной раз оказались с Ксахаром лицом к лицу. Бедный вельможа только глаза закатил — мол, опять! — и едва успел отразить красивейшую, изящно выполненную атаку.

Трибуны искренне удивились. Веслав тоже. Ему некогда было особенно раздумывать, и он дрался так, как дрался, но выражение удивления не сходило с его лица между всеми обманными маневрами и финтами, и…

— Мой прием! — прошептал Йехар после очередной атаки.

Клинок действительно действовал сам, направляя руку нового хозяина. То ли в нем пробудилась часть души Йехара, то ли он, наконец, убедился, что на самого Веслава надежда маленькая, но меч проснулся. Это был еще не Глэрион, но уже нечто близкое к нему.

После очередной серии ударов, которую Ксахар отбил с величайшим трудом, стало ясно, что Веслав и клинок вполне понимают друг друга. Клинок лежал в ладони алхимика легко, как лабораторный нож — даже, кажется, водил этой самой ладонью. Алхимический расчет и мастерство Йехара сплелись воедино, так что теперь те, кто делал ставки на Ксахара, сидели хмуро и фыркали носами, а кое-кто обмолвился, что «хоть бы уж скорее».

Лезвие клинка Веслава на секунду мелькнуло черным отблеском (Йехар охнул и схватился за сердце) — и меч Ксараха горсткой праха упал на арену. Сам Ксахар попятился, но Веслав не собирался его убивать.

— Бой окончен, — сказал он негромко и опустил свой черный клинок — клинок Повелителя Теней, и на арене вдруг посветлело. Словно по мере того, как лезвие меча там, на арене, опять начинало казаться просто стальным, неуместные в послеполуденные часы сумерки понимали свою ошибку и отступали.

Ксахар не стал отрицать. На аренах по-прежнему удивленно молчали. До последнего все были уверены, что меч в руках Веслава… ну, просто Глэрион, словом.

Так-то оно так, но Йехар сам говорил, что по мере битв оружие и его хозяин словно сливаются воедино. Вот они и срослись, неизвестно только, почему меч проявил себя только сейчас. Может, сработало то, что Веслав был на пределе, и ему грозила смерть? Или Тень пришла на помощь своему Повелителю, пусть и бывшему? Или клинок все же не желал смерти Йехару? А может, дало себя знать отчаяние, когда Веслав решил, что драться до последнего вздоха все же следует? Я знаю теперь, за кого…

Между тем алхимик недоуменно огляделся по сторонам, будто сам не мог поверить в свои недавние слова. Потом он неуверенно шагнул вперед — а волею случая он оказался лицом к трибуне домина.

Даллара сдержанно улыбнулась, когда увидела этот его шаг.

Она выглядела куда более оживленной и красивой, чем обычно.

— Не вижу скорби по Йехару, — процедила я мрачно.

— А кто, по-твоему, победил? — тихо поинтересовалась Виола.

Не знаю я, кто победил. И вообще, у меня стойкое ощущение того, что улыбается эта доминесса не клинку Йехара, а самому Веславу.

И он, посмотрите-ка, тоже расцвел в ответ! Да как — и куда только подевался вечный тик и фоновая агрессия на лице! Ну, откуда, скажите, у нашего алхимика на физиономии вот эта растерянная, недоумевающая, но все равно счастливая улыбка, я же его таким ни разу не видела…