Расчётливая мразь

— Ну, видишь?! Значит, не зря сидела под чёртовым колпаком два часа! Смотри теперь, поаккуратней — не помни!

То, что они без сомнения помнут и в хлам растреплют столь чудесно выглядящую причёску буквально через минуту после того, как упадут на роскошную трехспальную кровать, Олег не сомневался, но поспешил с преувеличенной серьёзностью покивать:

— Конечно-конечно! Я буду очень аккуратен!

Что это сверкнуло в огромных, и формой и размером действительно напоминающих оленьи, глаза? Недовольство? Тем, что он настолько привык к ней, что и правда — уже не полностью теряет голову в её объятьях? И сможет и правда — подумать о сохранности её причёски?!

Или — сомнение в том, что он по достоинству оценил масштабы её подготовки к встрече? Он поспешил поправить ситуацию:

— Божественно! Нет, правда: восторг! Это где тебе сделали?

— На Никитских. — она снова обернулась кругом, чтоб он снова «насладился» со всех сторон, — Тебе правда нравится?

— Да! Без всяких сомнений: это — лучшее, что тебе сооружали до сих пор на твоей прелестной головке! — он заметил, что она реагирует не на сами слова, (он бы мог поспорить, что она даже не всегда и слушает то, что он говорит! Впрочем, этим качеством отличалась не только Марина…) а на интонацию: достаточно ли в ней подлинного восхищения. И уж тут фальшь его прелестница чуяла за две версты!

Так что он уж расстарался, чтоб голос звучал так, чтоб «поверили»… Шутки в сторону: даже скачал с интернета книгу Станиславского об актёрском мастерстве! И серьёзно проработал: некоторые места — и по два раза!

Но вот эффект похоже, достигнут: он заметил призывный изгиб стройного тела, и чуть наклонённую головку: язык жестов, движений, и мимика куда выразительней того, что его зазноба выражает с помощью слов. Или фраз. Иногда Олегу казалось, что только благодаря папе она и смогла окончить школу. А все её «отличные» оценки — сплошная липа!

На эту мысль наводило и то, что словарный запас Марины лишь чуть-чуть превосходил то, что имелось у небезызвестной Эллочки-людоедки. А круг интересующих тем — и того уже. Вот только…

Вот только не было у Эллочки таких глубоких, чувственных и влажно блестящих фиолетовых глазищ на поллица!

Да, если где и поработал чёртов Консум, так это здесь: на лице.

Никакие средства ревитализации, ботулинотерапии, или препараты объемной пластики не сравнятся по эффективности и длительности действия с проклятым Консумом.

И никогда ни один пластический хирург не смог бы, конечно, придать этому правильному овалу все черты, присущие только девчушке, девушке-подростку, богине, нимфе — тому, что так глубоко разит зрелого мужчину в самое сердце: ЮНОСТИ!!!

Очаровательного наива, неподдельного оптимизма, восторга, радости от предвкушения, и собственно — секса… Да и просто: детской непосредственности!

И пусть всё то, что вот прямо сейчас думает и испытывает эта «пастушка», выражается на лице так, словно она — не Женщина, хитрейшее и опытнейшее существо, научившееся безошибочно управлять более сильным, но и более ранимым существом для добывания денег — мужчиной… А — девочка лет семи.

Расчёт чёртовых учёных и психологов оказался сто, двести-процентно верен! Устоять перед ребёнком с телом взрослой жрицы Любви не сможет ни один представитель мужского пола. Говоря проще — все те, у кого … в штанах!

И сейчас этот друг снова… Зашевелился. Причёска?!..

Олег поспешил отвлечь мозг и воображение, уже вовсю гуляющие по роскошному телу, мысленно прикасаясь и гладя воплощённое совершенство:

— Милая! Я тут подумал… Нужен какой-нибудь завершающий штрих. То, что подчеркнуло бы красоту твоих божественных волос! Какая-нибудь… деталь, как говорят стилисты. Вот. — он протянул руку, вынутую из кармана.

Коробочка словно сама по себе исчезла из ладони. Глаза…

Глаза его девушки так и горели. Предвкушение!

Подарок не подвёл: недаром же заезжал в престижнейший Салон, и почти полчаса потратил на эксперта по украшениям! Брошь с крохотными бусинками настоящих алмазов и огромным, излучающим загадочно-глубокий, насыщенный зелёный свет, изумрудом, действительно отлично смотрелась, когда его зазноба приложила брошь к бело-розовой груди, и вдоволь накрутилась перед зеркалами гигантского трюмо.

— Милый! Ты можешь?!..

— Разумеется, лапочка моя. — он подошёл, взял цепь из мягких ладоней, и поспешил застегнуть замочек. Отступил на шаг. Чтоб выразить удовольствие от того, что подарок подошёл, книга Станиславского не понадобилась!

— Ах! У-у-у!.. Обалдеть! Ну-ка… Милый, не стой как надолба — подай-ка мне вон ту шаль… Нет, вон ту штуку — гипюровую такую!..

Обдумывая, почему шалью его девушка называет длинное тонкое кашне, Олег не смог удержаться, чтоб не проворчать:

— Надолб — мужского пола.

— Что?.. Э-э, кончай. Не будь таким занудой! Ты же меня понял? Ну — как?

— Обалденно. Обалденно.

— Ну и чудненько. Прям так и тянет кому-нибудь…

— Показать? Похвастать?

— Э-э, хватит! Ты на машине? Заводи!