Ярик в разочаровании рассыпает дрова:
— Я думал, мы ещё чуток побудем здесь. Тут так здорово!
— Ага, и заниматься не нужно, — с укоризной говорю я.
— Нагоню!
— Нагонит он. Скоро тебя и Игорёк обгонит, а начинал, ведь, с нуля.
— У него мозги чистые, не замусорены всякой всячиной, — хмурится сын, — поэтому и даётся ему всё легко.
— Просто, он не лентяй, — поучительно говорю я.
— Кто у нас ленится? — на пороге показывается Лада, прекрасная со сна. Удивительное качество не каждой женщины, после ночи, выглядеть еще более обворожительно. Невольно залюбовался, взгляд скользнул сверху вниз и вновь взлетел к её огромным, как бездонные озёра, глазам. Лада насмешливо фыркнула:
— Нам действительно пора, папа твой точно выздоровел.
Ярик попытался получить поддержку у братьев, но те лишь развели руками:
— Извиняй брат, но, без образования будешь как те бездельники, которых нужно постоянно подгонять, — указали они на вылезающих из шалаша хмурых, грязных парней, что раньше считали себя элитой общества, а оказались дерьмом. Вот такие люди присасывались раньше к таким как Миша Шаляпин, постепенно заражая хозяев своей деградацией, низвергая их на свой уровень. Опасные они люди. Не место им в нашем мире, мелькнула мысль.
— Толк от них есть? — глянул я на братьев.
— Никакого. Лишь развращают своим видом и ничего не деланьем других.
— Гоните их отсюда.
Храповы кивнули, в глазах промелькнуло понимание. Как говорится, «на войне как на войне», врагов надо уничтожать.
Один из их команды, я сразу узнал его, это толстопузый «весельчак» в дурацкой белой панаме, сплошь увешенной блестящими значками и медальками. Правда от его весёлости и следа не осталось, белая панама превратилась в лохмотья, часть значков и медалек растерял, увидел меня, скоренько семенит в мою сторону.
Он приблизился, пахнуло застоявшимся потом. Поморщился, уже давно успел отвыкнуть от таких запахов. В Граде Растиславле у нас прижился культ чистоты.
— Товарищ князь! Тьфу, извините, господин Никита Васильевич! Нас притесняют! Нас гнобят! Эти товарищи, тьфу, господа, издеваются! Заставляют камни таскать, а сами на тренажёрах качаются, с бабами заигрывают.
— Так уж и с бабами! — силюсь скрыть омерзение к этому мелкому человечку. Но, моё лицо непроизвольно кривится под его бегающими глазёнками, зло сверкающими из жирных складок лица.
— А ещё они Вована акулам скормили. Для нас невосполнимая утрата, он был лучше любой женщины!
Вспомнил типа с масляными глазами, с голубизной во взоре, передёрнулся от отвращения. Я никогда не понимал и не приветствовал «ни голубых, ни розовых». Бог создал мужчину и женщину для продолжения рода, а не для утех своего уда. Словно из пространства выплыло воспоминание, теперь я не сомневаюсь, голоса Бога: «… и двуполы они, И могут быть женой, аки мужем».
— Ты тоже гомик? — сдерживая тошноту, спрашиваю я.
— Некрасивое слова, — тупит глаза «весельчак», — да, я нетрадиционной ориентации. Более того, я бисексуал!
— Это, наверное, вообще «высший пилотаж», — усмехаюсь я. Мне гадостно на душе, словно душу поливают мерзко пахнувшим дерьмом. Как это неестественно в чистом мире. Такое ощущение, будто нагадили на клумбе из роз. Вспыхивает острое желание смыть всю эту гадость в унитаз.
«Весельчак» не понимает, шучу я или нет:
— Простите, — гнусно выводит он, — а вы, какой ориентации?
— Мужской, — сплёвываю на пол. Мне смертельно надоело говорить с этим типом.
Братья смеются, у них иммунитет от такого «дерьма». Привыкли принимать радикальные меры.
— Как вы их до сих пор терпите? — удивляюсь я, с укором смотрю на братьев.
— Простите, не понял, так вы какой ориентации? — не унимается «весельчак».
— Пошёл от сюда, козёл вонючий! — не сдерживаюсь я.
— Что вы сказали?… Вам нельзя так общаться с народом! — в сердцах выкрикивает «весельчак», глазёнки ещё быстрее забегали, на лице появляются жирные капли пота.
— Сегодня же, вон из города. Куда угодно, но, чтоб вас всех здесь не было. Если не уйдут, на кол их.
— Это не демократично, у всех должна быть свобода выбора! — «весельчак» неожиданно со страху мочится в штаны.
— У вас выбор есть всегда, кол или акулы, — зловеще говорю я.
Вот как бывает, думаю я, кто-то чувствует себя в новом мире как в Раю, а для кого-то он стал Адом.
Братья Храповы незамедлительно подзывают к себе пару крепких мужчин, дают указания по поводу этой «ошибки природы». Слышатся возмущённые вопли, угрозы, затем всё переходит в обычный скулёж.
Лада гадливо морщится, сын заглядывает мне в глаза, в них понимание. Какой светлый у него взгляд! Растёт настоящим мужчиной! С нежностью обнимаю Ладу и сына.
Напоследок купаемся в море, затем заходим к Игнату попрощаться. Он целует в макушку Ярика, обнимает мою жену, что-то не членораздельное буркает в мою сторону, сурово приказывает Надежде собрать нам, что-нибудь в дорогу. Благодарю, протягиваю руку для рукопожатия, но он, словно не замечает моего жеста. Чешу себе затылок, никак не могу понять своего дядю.