В воду не заходят, толпятся у самой кромке, слышатся вздохи, невнятное бормотание, взмахивают конечностями. Закачались деревья, то одно, то другое падает с оглушительным треском, брызги летят в разные стороны.
— Что они делают? — удивляется Семён.
— Плот, что ли? — всматриваюсь в лихорадочную суету на берегу.
— Неужели у них получится?
— Узнаем потом. Быстрее уходим, — упираюсь на шест, Семён присоединяет усилия, и наше плавсредство быстро скользит между торчащими деревьями.
На этот раз земноводные не обращают на нас внимания, застыли на кочках, лишь глаза светятся. Осторожно огибаем, одного даже случайно пинаем, но тот немного отодвинулся, замер в великой задумчивости.
Берег удаляется, огни хаотично мелькают. С плотом, у Других, явно не получается. Мозгов, что ли не хватает? Очевидно, исполнители не обладают сильным интеллектом. Я, и Семён, скалим зубы в ухмылках. Нашли с кем тягаться! Но, внезапно вновь встрепенулись земноводные, шевелятся на кочках. В мутной воде мелькает всяческая мелочь. Маленькие зубастые лягушки прыгают на плот, Игорь, с рычанием смахивает за борт. Крупные земноводные с шумом заваливаются в воду и гребут к нам.
Поняли Другие, к нам не подобраться и пускают по следу водных хищников. К сожалению, с мозгами у них всё в порядке. Вздыхаю и сильнее налегаю на шест, рядом пыхтит Семён. Плот несётся между чёрными деревьями, чудом не цепляясь за торчащие из воды ветви. Впереди виднеется просвет. Действительно, это разлившаяся река. Выйдем на неё, и понесёт течение прочь от всей мерзости.
Сзади бурлит вода от настигающих безобразных амфибий. Но, есть некая тенденция, власть Других над земноводными ослабевает на расстоянии. Чудовища плывут за нами больше по инерции. Зажигаем на середине плота огонь и забрасываем хищников горящими пучками мха и лишайника. Это им не нравится, отваливают в сторону, уходят под воду и таятся на глубине. Тем временем выплываем в реку. Постепенно плот захватывает течение и выносит на центр реки. Можно вздохнуть свободно, оторвались.
Дети прижимаются к нам, волчонок неожиданно лезет мне под куртку, тычется мокрым носом в живот. Глажу серенького, он засыпает.
За бортом хлюпает волна, мимо проносится всякий лесной мусор и исчезает в темноте. Луна прячется за верхушками сосен, становится совсем темно, только далёкие звезды слегка серебрят поверхность реки. Изредка выпрыгивают крупные рыбины, блистая чешуёй, с шумом падают в воду. Затхлый запах болота остался позади, с наслаждением вдыхаем свежий, наполненный ароматами хвои, воздух.
Бережно вытягиваю волчонка, кладу в мягкий мох, зверёныш слабо вильнул коротеньким хвостиком, почти весь зарылся в сухую постилку.
Сдираю повязку с головы Семёна, рана вспухшая, появились синюшные пятна, попала инфекция. Протираю чистой водой, открываю ведёрко со смолой, намазываю на висок. Густая как мёд, она быстро впитывается в кожу, на глазах отёчность исчезает, шов «выплёвывает» нитки и рана стягивается. Фантастика!
— Как себя чувствуешь? — выкидываю в воду грязный бинт.
— Мне и раньше было хорошо, только зуд пошёл в ране.
Через пару часов, тебе бы пришлось ампутировать голову. Занёс конкретную инфекцию.
— Болото, сильно протухло, пиявок много, гадости всякой, — соглашается Семён.
Пользуясь моментом, сбрасываем одежду, полощем в светлых струях реки, обмываемся, прыгая за борт, держась руками за крепкие лианы. Отдраили ребятню, даже волчонка, вздумавшего кусаться, выстирали как мочалку.
В центре плота поддерживаем огонь, развесили на рогатинах одежду, сушим, сами, пытаемся согреться.
Река ссужается, течение становится заметно стремительнее. Но, глубина реки большая, нет порогов над скрытыми подводными скалами, бурунов от водоворотов. Отдыхаем, наслаждаемся покоем и тишиной, лишь вода журчит, убаюкивает. Ребятня умаялась, уснули на постилке из мягкого мха, там же, повизгивает во сне, волчонок, мамку, наверное, вспоминает.