— Ты очень не глуп, хотя рожей не вышел и смердит от тебя. Ты говоришь, что землянин. Дышишь нашим воздухом. А теперь, на досуге, подумай, чем дышат твои хозяева. Вывод, уверен, сделаешь правильный.
— Странный ты, герой, слюной не брызжешь, на стены не бросаешься, меня в смущение вводишь. Что делать с тобой?
— Отпусти.
— Интересная мысль, но никак не можно. Вон верёвки, связывайте друг друга.
— Послушай, — не унимаюсь я, — у тебя есть женщина, такая же красивая как ты, с такой же рожей? Вижу есть. Подумай на досуге, а ведь и она дышит, нашим с тобой, воздухом. Надеюсь для тебя не секрет, воздух на Земле будут менять. Как же твои, будущие жабята, смогут дышать? Давай союз заключим?
У гоблина глаза наливаются кровью:
— Ну и сволочь, — говорит он, — по самому больному бьёшь. Вяжите себя верёвками, и не пытайся меня больше вербовать.
А я не унимаюсь:
— Конечно, ты не человек, нас не любишь.
— Почему не люблю, — демонстративно облизывается раздвоенным языком чудовище, — люблю.
— Вот об этом, я где-то, и говорю. Ведь так приятно драться с нами, на свежем воздухе, глядишь, и царство себе отгрохаешь — жабье государство. Перспектив — целое море, герои на поклон станут ходить.
— Связывайте себя, иначе сеть сбросим! — гоблин взбешён, но держит себя в руках. Но я знаю, дрогнуло его безобразное сердце. Ничего, программу запустил, будем ждать результатов.
Больше давить на психику не стал, иногда это может привести к отрицательным результатам, подчинился, верёвками себя связали.
Дверь открылась, долговязые, бесцеремонно выволокли нас от туда. Грайя заартачилась, но сопротивление жёстко сломили ударом в рассечённую губу. Семён взревел, словно пещерный медведь, но и ему врезают под дых. С трудом сдерживаюсь, бросаю взгляд на идущего рядом гоблина. Он улыбается.
— Скажи своим шестёркам, чтоб не зарывались. Гоблин анализирует мою мысль, понимает значение, безобразно усмехается:
— Никак не могу, часть ритуала — это прелюдия, пытки будут впереди. И, вообще, зачем о них беспокоишься, судьба их предрешена. Если быстрее издохнут, меньше страдать будут.
— Как ты заметил, беспокоюсь. И не только о них… и о тебе тоже, хоть ты и безобразный, как раздавленная консервная банка. Мы в одной лодке — на Земле.
— Допустим, понятие о красоте, спорный вопрос. Для меня, вы как омерзительные, голые червяки. Мы же в теле, всё при нас, — вновь сажает в лужу мерзкая тварь. С удивлением замечаю, он не обделён чувством такта, не оскорбляет, просто выполняет свою работу. Он продолжает:
— За меня не надо беспокоиться, лучше о своей душе подумай, она ведь у тебя одна, — но всё, же чудовище рявкает на своих слуг, когда они вновь пытаются бить по лицу Грайю. Я удовлетворённо замыкаюсь, программа начинает работать.
Спускаемся на дно карьера. Озерцо оказалось не таким маленьким, каким его видели сверху. В воде валяются брошенные каменные блоки, у одного из них покачивается, вполне приличный, парусный корабль. На блоке выбиты ступени и навешаны перила.
На корабле суета. Полуголые матросы, как зелёные ящерицы, шныряют по реям, готовят судно к отплытию. Старший состав явственно выделяется среди них гордыми осанками, своей одеждой — не пёстрой, но великолепного покроя.
Мы поднимаемся на борт, ощущаем множество любопытных глаз. Матросы откровенно пялятся, офицеры, украдкой кидают взгляды. Видимо, мы для них, необычные персоны.
Нас толкают на палубу, идём между бухт канатов, клеток с рептилиями, ящиков, бочек пахнувших бражкой. Открывают трюм, спихивают вниз. Падаем, едва на ломаем конечности. Крышка закрывается, и без того тусклый свет, сменяется кромешной тьмой.
— Ну, что, Никита, делать будем? — голос друга полон тревоги, но нет и следа паники.
— Мы уже всё сделали, нужно только ждать. Программа работает, ей необходимо лишь перезагрузиться, только бы сбой не произошёл.
— Что за программа? — недоумевает Семён.
— Даю руку на отсечение, наш гоблин ещё заявит о себе, в положительном аспекте для нас.
— Этот урод?
— Он очень не глуп. Правда это не вяжется с его внешностью. Ему нужно подумать над моим весьма заманчивым предложением.
— Что ты ему предложил?
— Очень многое. Будущее и власть.
— С ними нельзя договориться, — отрезвляет меня жрица, — он демон. У нас с ними идёт война.
— Но «низшая» каста договорилась с ними.
— Предатели.
— Ваше беда, что вы сильно вознеслись, вместо того, чтобы наладить с ними отношения. Вас разобьют поодиночке. А вы, всё же, единый народ, по крайней мере, с твоих слов.
Ожидаю, Грайя как обычно вспыхнет, но она неожиданно вздыхает:
— Я давно понимаю это, но не мне решать. У нас нет действительно сильного лидера.
Томительно тянется время, небольшая качка говорит, мы движемся по озеру, а может — вошли в подземную реку.
Спустя несколько часов, спускают ведро с водой и бросают живую рептилию, с перебитыми ногами.
— Обед, — зло усмехается Семён, чтобы не мучилось животное, быстро ломает ей шею и, зашвыривает труп в дальний угол.
Грайя прижимается к Семёну, недовольно сопит.
— Вообще-то, я голодная, неожиданно заявляет она.