Рантье (СИ)

Контральто женщины было наполнено необыкновенной вибрацией, заставляющей дрожать мужское сердце. Буряков, прислушиваясь к этим новым для себя ощущениям, отреагировал запоздало.

- Ничего страшного, - улыбнулся он, - ведь в этом ДТП никто не пострадал.

- Спасибо, за понимание, - улыбнулась в ответ женщина и они разъехались в разные стороны.

Когда Лев Михайлович подкатил гружёную тележку к машине, автомобиля яркой шатенки уже не было. Буряков загрузил багажник и отправился за город, где его ожидала баня и хороший стол с простой русской закуской.

Он приехал к своим сорока соткам, и за опускающимися позади воротами ощутил, что проблемы остались на улице. Из домика прислуги выскочил Серафим Петрович, крепкий худощавый, с неизменной сигаретой в зубах. Он радостно помахал рукой.

- Лев Михайлович! - закричал он: - С прибытием.

- Привет, Петрович.

Мужчины обменялись рукопожатием, Серафим принялся разгружать багажник, а Буряков пошёл вокруг дома по дорожке. Последнее время это вошло у него в традицию: медленно шагать, вдыхать сладкий на вкус воздух, щуриться у ярко освещённых окон, смотреть на накрытый стол и хлопочущую возле Варвару - дородную и добрую сибирячку.

Пока Лев Михайлович прогуливался, юркий Петрович закончил разгрузку, отогнал машину под навес и теперь довольно попыхивал сигаретой.

- Банька готова?

- А как же! - закивал Серафим. - Пышет жаром, хозяина дожидается.

- Петрович, и какой же ты мне в этот раз веник приготовил?

- Берёзовый, Лев Михайлович.

- Просто берёзовый? - с деланным разочарованием спросил Буряков.

- Просто? - Серафим аккуратно затушил бычок в высокой пепельнице. - Нет, Лев Михайлович, не просто, я в этот веничек мяту и черёмуху ввязал, там теперь такой дух стоит!

- И какой же?

- Амаретный.

- Ого?! - удивился Буряков продвинутости Петровича. - Не уж то миндалём пахнет?

- Ещё как, дело проверенное, - морщинистое лицо Серафима расплылось улыбкой. - Так как, Лев Михайлович, попарить?

- Нет, спасибо, Серафим, - улыбнулся Буряков. - Я после твоего пропара не усну, лучше уж я сам как-нибудь.

На следующий день Буряков проснулся поздно в прекрасном настроении. Он получил от бани то, что хотел: кайф. Приняв душ, побрившись, он надел халат и прошёл в столовую, из которой по мраморной лестнице вверх ползли аппетитные запахи. На столе красовалась высокая стопа свежеиспеченных блинчиков, миски с мёдом и варением, в кофейнике томился горячий кофе. Лев Михайлович облизнулся и плотоядно потёр руки, потом широко раскинул их в стороны и громко продекламировал:

- Пируем над ручьем - вот так и надо жить! Невзгоды нипочем - вот так и надо жить! - Он отвесил в пустоту поклон и, направившись к столу, громко объявил: - Ох, и мудрый был Омар Хайям!

Буряков ел не спеша. Сначала он аккуратно расправлял тоненький блинчик на тарелке, потом раскладывал на нём клубничное варенье, после чего с помощью вилки и ножика заворачивал его в плотную трубочку, прокалывал вилкой и, жмурясь от удовольствия, откусывал кусочки, роняя из середины сладкие капли. Ему было хорошо и покойно. В голове боролись два варианта, связанные с таким обильным завтраком, погулять или поплавать в бассейне. Он глянул в окно, оно было всё в вязких каплях холодного поздне-осеннего дождя. Брр! Выбор определился сам собой: бассейн. Буряков положил на тарелку очередной блинчик и мысленно добавил к бассейну бутылку пива. Ему вновь стало хорошо, но именно в этот момент в кармане халата задёргался мобильный телефон.

- Блин! - с досадой объявил Лев Михайлович и положил в тарелку вилку с наколотым блином.

Когда он увидел, кто звонит, его лицо вытянулось от изумления. Со своей старшей дочерью Ксенией отношения не заладились многие годы назад. Во-первых, она с самого начала откровенно заняла сторону матери, оправдывая её и обвиняя его. Много раз он пытался объясниться с Ксенией, списывая её высокомерие и самоуверенность на подростковый возраст, но потом понял, бесполезно. Замужество дочери и переезд в отдельную квартиру, казалось, сгладили натянутые отношения, но лишь на время. Очень скоро Ксения начала разговаривать с отцом так же властно и безапелляционно, как и со своим мужем. Лев Михайлович сначала терпел, потом мягко намекал, а года два назад послал дочку куда подальше. У неё хватило ума остановиться. Теперь их отношения были абсолютно формальны и холодны, и если бы не внучка Олечка, они бы вовсе замёрзли. Буряков нажал на кнопку.

- Да, слушаю.

- Папа, привет, чем занимаешься? - раздался неожиданно ласковый голос.

- Здравствуй, Ксения, - после некоторой паузы отозвался Буряков, - с каких это пор ты интересуешься моими делами?

- Пап, ну не надо быть таким злопамятным, мало ли что у нас было.

- Да уж, чего только не было....

- Пап! - как же эти нотки похожи на интонации его бывшей благоверной!

- Ладно, проехали, говори, что за нужда.

- Да нет никакой нужды, - голос Ксении запнулся, - хотела узнать, как себя чувствуешь, ну и ... - в трубке повисло многозначительное молчание. Буряков конкретно завис, лишь одна мысль порхала в его удивлённом мозгу: "Вот, началось!". - Пап! Ты здесь?

- Здесь.