Я росла, зная, что я полная девочка, хотя, как вы помните, мои детские фото говорили об обратном, но, чтобы прийти к этому осознанию, впереди у меня будет еще 21 год, а тогда я была семилетним ребенком, собирающимся идти в школу.
Школа меня поломала. «Сломала» – будет громко сказано, но «поломала» – в самую точку.
Иногда мне кажется, что я только сейчас, к своим 28 годам, почувствовала себя по-настоящему свободным человеком. Увы, школа и внутренняя свобода – точно антонимы, в частности в России.
Я училась в престижной гимназии города Челябинска с углубленным изучением английского языка. В старших классах мы занимались по учебникам для студентов пятых курсов, многие наши ребята ездили по программе обмена в Америку (я однажды прошла тестирование, но завалила собеседование), мы даже отмечали День Мартина Лютера Кинга, слушая его речь «I have a dream». Сейчас в мою голову закрадываются мысли, что, возможно, это была часть пропаганды, хотя бы только потому, что десятки выпускников моей школы уехали учиться и жить за границу, в том числе мой старший брат, который сейчас резидент Канады.
Несмотря на, казалось бы, полное внешнее благополучие, внутри школы было много всякого дерьма. Во-первых, там училось немало богатых ребят, а вместе с ними каждый день на уроки приходили пафос и понты. Я сама была далеко не из бедной семьи, но мои родители, как и бабушки с дедушками, которые в советское время занимали высокие посты, никогда не были заносчивыми и высокомерными. Во-вторых, мне достался, откровенно говоря, дебильный класс. Мне думается, что это была суперконцентрация всевозможных детских комплексов, страхов, которые в дальнейшем выливались в такую же детскую агрессию. Находиться в такой атмосфере даже день сложно, а как чувствует себя человек, который провел так десять лет?
Первую боль, которая меня посетила в школе, принесло осознание, что меня не любят. В целом проживать эту боль – нормальный этап, через который должен пройти каждый человек, и, пожалуй, счастье, если ты с этим столкнулся не в семье, а вне ее. Я не ходила в детский садик, моим первым и главным социумом была семья, в которой я была обожаемой всеми «шанежкой», а уже после – школа. Но так или иначе нужно принять мысль, что тебя могут и не любить, не всем ты будешь нравиться и не все тебя будут принимать таким, какой ты есть. Я не нравилась кому-то из одноклассников, часто не нравилась учителям, в частности своей классной руководительнице, которая любую потасовку вешала на меня.
Вторая боль, с которой я столкнулась, – это явное физическое отличие от всех одноклассников. Я была выше и крупнее всех девочек и некоторых мальчиков. Не так, что я Чудовище, а они все Красавицы и Красавцы, но я почти всем могла дать фору на полголовы, а кому-то – и на целую голову. Чувство, что я самая большая женщина из всех возможных, у меня осталось до сих пор, особенно когда смотрю на совместные фотографии с подругами или когда мы снимаем сториз: я больше их всех в полтора раза. И дело не только в полноте, а в росте и комплекции.
В принципе, уже этих двух факторов достаточно, чтобы скатиться в бездну ненависти к себе: тебя не любят, да ты еще и отличаешься от большинства других людей. К сожалению, в этом нет ничего удивительного: непохожих никто нигде никогда, ни в какие времена не любил и вряд ли полюбит. Недавно я сидела с подругой в баре и рассказывала про мальчика Рената, которого родители забрали из нашей школы в 1-м классе. Ходили слухи, что его отдали в спецшколу, но я точно не помню. На одном из первых уроков его посадили со мной за одну парту. Он меня очень раздражал и вообще казался каким-то придурком. Я вопрошала ко Вселенной: почему? Почему всех посадили с классными ребятами, а меня с каким-то чудаком? Но тогда я еще не знала, на какие чудачества он способен.
Как-то к нам в первые классы пришли психологи проводить тест – совершенно не помню, какова была цель тестирования, но сейчас кажется, будто нас проверяли на вменяемость. До сих пор помню пару вопросов: «Место, где в доме готовят, парят и варят?», «Каким средством гигиены может пользоваться вся семья: зубная паста, полотенце и так далее». Конечно же, я ответила «зубная паста», но с тревогой вспомнила полотенце, которое висело на двери и которым вытирала руки вся семья. Как, впрочем, и все мои одноклассники, потому что большинство ответили именно «полотенце», я же оказалась сообразительнее. Последнее задание было творческим: нарисовать мужчину и женщину. Уж не помню, что нарисовала я, но рисунок Рената обсуждали еще несколько дней. Он сидел и скрупулезно вырисовывал пенис у мужчины и молочные железы у женщины, а когда закончил, с ехидной ухмылкой показал мне. Меня почему-то обуял ужас, и даже не из-за нарисованного им: я четко понимала, что, если это увидят, ему влетит. Не успела я его предостеречь, как у нас забрали работы. В этот же день спустя пару уроков Рената позвал к себе школьный психолог, а на следующий день он утром пришел с родителями.