Обратная ситуация бывает намного чаще. Я уже не о драках с дамами. А о том, что чаще сказка дольше сказывается, чем дело делается. По-крайней мере, когда речь идёт об экшне. Так что никакой задержки не случилось. Как только выхожу на дистанцию удара, тут же его и наношу. Всей стопой в бок. Только олухи бьют носком по-футбольному. Во-первых, пальцы отбить недолго даже в жёсткой обуви. Во-вторых, попасться в захват проще простого.
— Х-хум, — негромко говорит доблестный боец, отваливаясь в сторону. Зина тут же отволакивает побеждённую в «честной» схватке девчонку в сторону. Вот за что ценю её безмерно. В боевой обстановке равных ей не видел. Даже в Березняках. Она одновременно позаботилась о пострадавшей и расчистила нам площадку. Впрочем, и Димон хорош. Тут же занял место слева, на пять сантиметров дальше дистанции удара. Один на один, это тоже правило, только сейчас в действии исключение из него. Парень не меньше, чем на три года, старше нас, на голову выше и явно сильнее физически. Так что, случись что, его ждёт сюрпрайз со стороны Димона.
— Ты чо, с-сука! — Парниша, потирая бок, встаёт. В глазах обещание большой кучи «хорошего» на мою голову.
Набирает воздух для какой-то убойной тирады. Не, сказать не сможешь, я только и жду, когда ты воздух начнёшь набирать. Вытянутая в струнку ладонь, не только по форме, но и по жёсткости напоминающая копьё, жалит в солнечное сплетение. Движения не только он, я сам не улавливаю глазами. Бросок кобры, пожалуй, медленнее.
Парниша выпучивает глаза, пытается глотнуть воздух, но не получается. Дело сделано, отходить от такого шока будет не меньше минуты. Неторопливо продолжаем путь. Навстречу гвардейцы.
— Это чо у вас тут? — А глаза уже горят в предвкушении.
Димон кратко излагает суть. Не менее кратко резюмирую:
— Он ваш.
Уже на верхней площадке задерживаюсь, не оборачиваясь. После нескольких фальшиво ласковых вопросов слышу глухие удары, стоны, вскрики, мат. Волшебная музыка в определённые моменты.
И вот на большой перемене, после обеда, директор мне мозг высверливает. Не хуже занозистой, стервозной тёщи. Параллельно между делом узнаю, откуда взялся этот Вася Пономаренко. Из другой школы его выперли, в восьмом классе его на второй год оставили. С другой стороны я, круглый отличник и, вообще, классный парень. Почему он на его сторону встаёт?
— Пойми, Колчин, мне проблемы в школе не нужны, — сбавляет тон директор.
— Не понял. То, что этот Вася кулаками одноклассницу уработал, на проблему не тянет? Да я щас пойду и уговорю её в полицию заявление написать. Вот где вам проблем прибавится…
И улавливаю вспышку страха в директорских глазах. Зачем ты тогда такого урода в школу принял, интересно? Хотя, скорее всего, не мог отказать.
— Не вздумай! Захочет, пусть пишет, но давить не надо. Иди уже… — машет рукой.
У нас последний урок. Изо. Тоже случайный педагог, никакой не художник. Читал про одного преподавателя рисования. Он опускал начинающих талантов простыми с виду заданиями. Комкал лист бумаги, бросал на стол и приказывал нарисовать. Или карандаш клал. Почему-то такие задания приводили даже опытных художников в ступор. Не понимал до тех пор, пока сам не попробовал.
Наша изо-училка, простая тётка в возрасте, заковыристых заданий не даёт. Рисуем цилиндры и пирамидки с тенями и полутонами. Кроме меня, конечно. Я бросаю пытливые взгляды на Зиночку.
— Чего? — Зина спрашивает не голосом, это я её взгляд расшифровываю.
— Сиди смирно, — двумя пальцами поворачиваю её голову на место. Мне её профиль нужен.
За это я её тоже ценю. Кир на её месте уже извертелся бы от любопытства. Плавали — знаем. Рисовал многажды. И каждый раз приходилось у мачехи с боем свои наброски отбивать. Парочку только отстоял.
Лицо или голову в целом схематично мне нарисовать ничего не стоит. Руку набил. На той же Кате, она обожает позировать, в чём абсолютно её не понимаю. Долгое время в неподвижности для некоторых пытка, для остальных затруднительно. Схематично, как на фото для паспорта, нарисовать любую мордашку не проблема. А вот передать эмоции, о, в этом настоящее умение. Если удаётся отразить характер, это уже искусство. С Зиной до сегодняшего дня не получалось. Сама-то она всё одобряет. Все одобряют, потому как для них рождение картины на чистом листе бумаги прямо на глазах и от руки натуральное чудо. Как так, без всяких технических средств?
Боюсь сглазить…
— Что ты тут делаешь? — Глаза училки излучают так надоевший мне почти нездоровый интерес.
Быстро переворачиваю лист бумаги. Она-то засекла, что это портрет, но остальным гурьбиться за моей спиной нечего. Считаю, что заглядывать через плечо художника, крайний моветон. Всё равно, что подглядывать за написанием личного письма. Когда готово будет — пожалуйста, а подсматривать не надо. Хотя я их понимаю. Наблюдать за рождением картины — одно из самых заманчивых зрелищ. Конечно, когда оно быстро происходит.
— У нас урок рисования, Зоя Михайловна, вот я и рисую. И прошу не мешать.