Рандом (СИ)

Я шел между стеллажей. Справа и слева от меня тянулись полки, забитые товаром – пакетами, банками-склянками, на хрен ненужные никому и давно ставшие достоянием плесени. Где-то впереди в окна с улицы вливался свет – тусклый и сумеречный, как все вокруг. И внутри меня тоже было сумеречно. По сути, меня здесь не было: я лежал в гостиной шикарной квартиры на Крестовском. С пробитой головой, в луже крови. Временами спотыкаясь о мое тело, ходила туда-сюда Машка-Надюха. Без допинга угасающая, но все равно пережившая меня.

Повернув за угол, я остолбенел. В сумраке прямо на меня плыло белое лицо. Без ручек, без ножек – скелетообразное, ослепительное, оно двигалось. Непостижимо очеловеченная тьма приближалась, ловя меня прицелом темных, ввалившихся глаз. Потрескавшаяся линия рта сломалась, выпуская наружу сдавленный шепот.

Лицо приближалось. Губы дрожали. Я не слышал ни звука, но я не сомневался, что это были за слова.

«Это я  - твоя смерть. Ты же не думал, что сможешь уйти? Твое время пришло. Иди ко мне. Иди».

Сейчас. Вот сейчас из темноты высунутся две костистые руки, потянутся, доберутся до моего горла, вздернут вверх и все, что я услышу перед смертью – эту тишину. Сразу после моего последнего вздоха.

Не помню, чтобы я когда-нибудь переживал такой ужас. Мое сердце подскочило к горлу и застряло там. Не дыша, не помня себя от страха, я отпрянул назад, налетел спиной на полки. Сзади полетело, посыпалось, разбилось. Мокрый от пота, то и дело поскальзываясь на чем-то разлитом, я пятился. Сшибая все на своем пути, я задыхался, даже не подумав воспользоваться пистолетом, в кобуре на боку. Все, чего мне хотелось, это оказаться в другом месте, хоть в каморке, заваленной трупами!..

Я метался как придурок между полками, не в силах отвести взгляд от ослепительного пятна плывущего на меня лица, пока не разглядел светлый прямоугольник ниже.

Твою-то мать.

Бейджик.

«Два идиота умудрились сохранить жизнь шизику», - здравая мысль вернула меня к жизни.

- С-сука, - прошипел я, едва не грохнувшись на очередном шаге.

Женщина продолжала двигаться ко мне, беззвучно шлепая губами. Я остановил ее толчком в плечо.

- К-какого хрена они тебя оставили в живых? Трахали, наверное, по очереди, – заикаясь, сказал я. – Но ничего, тебе недолго осталось, Гюльчитай. Сдохли твои любовнички. Так что готовься к ним присоединиться. С-сучка.

Задрав нос, не дослушав, она прошла мимо меня и тут же была наказана. Поскользнувшись на чем-то разлитом, она брякнулась на пол. Юбчонка задралась, обнажив худые до безобразия ноги.

- Если они и поили тебя, - усмехнулся я, – то вряд ли кормили. Добряки.

Доходяга копошилась, силясь подняться. Ее руки-ноги разъезжались и она снова и снова падала лицом вниз. Что-то вроде жалости шевельнулось во мне. Я почти помог ей, почти вздернул за шкирку, поставив на ноги. Но воспоминание о пережитом страхе вернуло мне способность соображать. Напоследок я поддел ногой откатившуюся консервную банку, отправил ее в полет куда-то вглубь зала, развернулся пошел к выходу. Меня ждали дела поважнее помощи всяким больным сучкам.

Я несся по улицам на снегоходе, резким звуком практически насилуя покорный, давно сдавшийся город. Снег шел и шел. Я не сомневался, что при таком подходе, ему удастся засыпать улицы по самые крыши домов. Я прорывался через мосты, взрывал сугробы, маневрировал между снежными холмами. Я боялся. Мне чудилась летящая в голову пуля.

По пятам за мной клубилось снежное облако. В мозгу роились мысли. Вот так нас и отстреляют всех за зиму как крыс… Каких еще на хрен крыс? Они хоть кусаются, говорят, перед смертью! Как долбанных кроликов, сидящих по норам. В такую погоду поддерживать постоянную связь было проблематично. К тому же, мы расслабились – и на руку киллеру сыграла подставившаяся Верка. Так что я сильно сомневался, что  по весне будет кому занять места на очередном собрании в хотеле.

В грядущем беспределе мне виделся один здравомыслящий чел, способный оценить обстановку. Когда трезвый, конечно.

Входная дверь оказалась запертой. На удивление. Кто-то проявлял большую осторожность, чем я. Наверное, с полчаса я дрочил клаксон, чем мне открыли.

- Чё надо? – Небритый и нетрезвый Сусанин возник в проеме.

- Леха, привет, - вежливо добавила притаившаяся за его плечом Влада.

«Всех баб охмурил, одной белобрысой ему мало», - подумал я, а вслух сказал:

- Разговор есть.

- Тогда заходи, - пожал плечами хозяин и посторонился.

А еще через полчаса  я сидел в кресле у камина и охреневал, переваривая увиденное и услышанное.

- Все? Успокоился? Оратор, мля. - От веса Сусанина кресло протяжно заскулило. - Разорался он. Ты еще облаву устрой, умник. А то людей у нас до дури — Ты да я. Да Данька. Ну, еще вон Кира за шкирку вздернем — и то правда, чего он там разлегся?

- Слышь, Сусанин, - поморщился я.

- Я, в отличие от тебя, не только слышать, но и думать могу.

- Я предлагал сначала всех оповестить, а потом...

- Начало хорошее. Твои «потом» я услышал. Говно сплошное... Влада, ты в туалет? - Сусанин повернул голову. - Пива мне захвати. Ты, умник, пить будешь?