Рандом (СИ)

- Мама, я дома, - сказала я и испугалась звука собственного голоса, такого жалкого, беспомощного.

- Не торопись, зайчик, поперхнешься. – Мама, наконец, выключила плиту, поставила перед Антошкой пустую тарелку и села. – Возьми сверху горяченький.

- Когда я вырасту, я стану разведчиком, - выпалил Антошка.

- Разведчиком? – удивилась мама. – В смысле, военным?

- Не-а. Я буду разведчиком. Разведаю там всякие недра полезные в земле. Найду нефть и мы будем богатыми. Валерка сказал, если у тебя много нефти – ты богач.

Мама усмехнулась.

- И что ты будешь делать с богатством?

- Куплю себе всего. Айфон куплю, планшет. Игрухи всякие. Еще машину куплю. И тебе… И Владке тоже. Пусть катается, что мне жалко, что ли? Хоть она и вредная.

Мама рассмеялась. Почти весело.

Им было хорошо вдвоем. Они нашли общий язык. Вернее, они его и не теряли. Это я – исключенная из общей игры, застряла в дверях.

Распогодилось. Лучи закатного солнца добрались до пустой тарелки. И вот тогда мне стало по-настоящему страшно. Запредельно. До мозга костей. Все то, с чем я столкнулась на улице в первый день конца света, представилось мне дурным сном, но мама, не замечающая меня…

Я пятилась. Очень медленно. Солнечный луч успел оторваться от тарелки - он полз по маминому лицу, оставляя в моей памяти бледную щеку с морщинами, челку, закрывшую глаза, заострившийся нос…

Музыку я услышала на подступах к Биржевому мосту. Неизвестно, какую аппаратуру использовали, но звук сшибал с ног. Я знала лишь одного человека, не оставлявшего попыток разбудить впавший в вечную спячку город. Проникшись забойным ритмом, я застряла на набережной. Облокотившись на решетку, я топила свой взгляд в речных волнах. Выглянуло солнце. Золотые лепестки несмело трогали свинцовое брюхо Невы. У Кронверкского пролива, не в силах вписаться в узкое жерло, бился в бетон плавучий ресторан, забитый трупами. Я знаю, мне не стоило поворачивать голову, но я устала разглядывать воду. Большинство мертвецов на открытой палубе улыбались мне. Я вспомнила как вчера, упитая вдребезги Алиска носилась по набережной, махала руками, посылая бесконечные приветы речному трамваю. Оттуда, снизу, на нее осуждающе смотрела семья мертвецов: мужчина в светлой куртке, почему-то полуголая женщина и двое мальчишек с исклеванными чайками лицами.

Я пошла дальше. Моя шея плохо ворочалась. Она не хотела поднимать голову. Она объявила мне бойкот. Наверное, они с головой сговорились. Потому что слишком много мертвецов, выставляя напоказ свое гниющее уродство, нарочно лезло мне на глаза. Они пытались завоевать место в моем мозгу, чтобы в любой момент – стоило мне чуть расслабиться – подсунуть мне ужасную картинку. Мой мозг устал. Я смотрела вниз и все воспринимала на уровне ног. Наверное, так же видит кошка. Одни ноги. А чтобы увидеть наши лица, ей нужно так высоко задирать голову, что… Так и у меня. Все внизу, все под ногами. А стоило чуть поднять голову, как все сливалось в один размытый фон. Я сосредоточилась, я видела только ноги. Только асфальт, укрытый листьями. Только.

Свободный от машин мост блестел после дождя. Гремели басы, как сваи вбивая в бетонное основание стрелки Васильевского. Громкой музыке я была обязана тем, что не сразу услышала странный звук за спиной – долгий и шумный выдох. А уж когда я осознала, что этот шум – часть чего-то большего и обернулась, стало уже поздно.

Он стоял метрах в двадцати или тридцати от меня. Но даже с такого расстояния казался огромным. Не в силах не то чтобы шевельнуться – перевести дыхание, я застыла на месте. Мысли разбежались, оставив в голове звенящую пустоту.

Он не торопился. Мотнул башкой, настраиваясь на мою волну. Маленькие глазки, блеснувшие в темных зарослях, нашли меня. И вдруг, тяжело припав на передние лапы, он оттолкнулся от асфальта и выпрямился в полный рост.

Я видела приоткрытую пасть, маленькими дозами втягивающую воздух, лапы с когтями, прижатые к телу, свалявшуюся на животе шерсть.

У меня потемнело в глазах. Потерялись в сумраке дом и река, растворилась железная решетка моста. Пропало все. Осталась я – беспомощная, дрожащая, с пустым пространством за спиной, за которым ни спрятаться, ни скрыться.

И он. Медведь. Совсем не такой, каким виделся в зоопарке. Огромный, отъевшийся зверь, получивший в качестве охотничьих угодий заполненный под завязку ходячим мясом город. Говорят, по морде медведя невозможно понять, что он задумал. Я бы так не сказала. Он не выглядел голодным, нет. Он хотел развлечься. И его развлечением была я.

Никогда не думала, что животным удобно стоять на задних лапах. Мне казалось, что они должны покачиваться, с трудом удерживая равновесие. Этому зверю высокая стойка неудобств не доставляла. Он стоял, недвижный как монолит, вытянув морду по ветру. Он не смотрел на меня, он пытался обмануть меня, заставляя поверить в то, что ему нет дела до маленькой девочки.