– Неважно знаешь ты или нет, достаточно, что он знает о тебе, а это уже само по себе удача.
– Он хочет удочерить меня?
– Не смешно.
Про её шутки тоже хотелось сказать именно эту фразу.
– Тогда что?
Линда всё-таки рассердилась.
– Тебе видней, что ты натворила, а мне не докладывали. Сказано привести вот и веду.
– А наручники зачем?
У Линды на поясе висел этот железный предмет, который странно смотрелся на фоне простого платья.
– Довели.
Кто уточнять не стала, но я догадывалась, новые сотрудники не желающие понять несоответствие зарплаты с нелёгким трудом. Возможно, у неё припрятана где-то плёточка, в чисто воспитательных целях.
– Всё, пришли.
Линда втолкнула меня в кабинет, где сидело три человека, знакомая картина как при проверке знаний, казалось, она была вечность назад. Я стояла и не знала что делать.
– Девушка, что же вы встали у дверей. Проходите. Присаживайтесь. Разговор будет долгий.
От волнения ноги ослабли и на предложенный стул я плюхнулась.
– Меня зовут Андрий Волховский.
– Влада.
– Я историк искусствовед, директор академии искусств. Справа от меня представитель медицины, гений в области исследований мозговой деятельности человека Симон Ветров.
Только этого мне не хватало. Выглядел Ветров лет на сорок с шикарной шевелюрой и тонкими чертами лица он мог считаться привлекательным, если бы не глаза рентгены просвечивающие насквозь и это вполне реально. Многие врачи устанавливают электронные чипы, подключая их к медицинскому оборудованию, что позволяет просканировать пациента в любой точке планеты, облегчая врачу первичный осмотр больного. Я поёжилась под его взглядом.
– Слева от меня Генри Шток контролирующее лицо, правовед из хронов. Теперь, когда мы представились, друг другу перейдём к тому ради чего здесь собрались. Думаю, вы уже догадываетесь о причинах этого.
У меня была одна версия и только один человек, который мог рассказать про меня.
– Вего Томсан?
– Вы правы и нам очень хочется знать, насколько можно верить его рассказам о вас. Не скрою, я слышал о случаях, когда после травм головы люди начинали говорить странные вещи, убежденные в своей правоте.
В хаосе мыслей была только одна правильная, рано или поздно придётся рассказать печальную историю моего перемещения сюда и тогда останется надеяться, что меня не начнут лечить.
– Молчите, что же я понимаю вас. Что скажите Симон?
– То, что я вижу, говорит о том, что мозг не получал травм и сотрясений, отёков и опухолей не наблюдаю. Возможно, что-то выяснится при более детальном обследовании. Вы получали травмы головы?
Я отрицательно покачала головой.
– Точно знаете?
Пришлось ответить.
– Насколько помню.
Правовед вносил на инком нашу беседу, поставив его на запись. Сейчас наговоришь всего, а потом не откажешься, не скажешь, что ни так поняли, техника записывает точно. Андрий продолжил.
– Посмотрите каталог и скажите, какие картины вам знакомы.
Я задумчиво листала тонкую брошюрку, здесь были собраны картины индийского художника, основная тема которых индийская деревня. Вроде было много изданий художников знаменитых во всём мире, а в веках сохранился Ируван. Чему меня не научила жизнь так это врать, сейчас бы пригодилось. Проблема всех лгунов неспособность запомнить все моменты лжи. Так что скрывать буду по минимуму.
– Это Ируван Карунакаран, все картины в брошюре принадлежат ему.
– Знаете когда жил этот художник?
Я пожала плечами.
Вмешался Ветров.
– Вы утверждали, что родились в тысяча девятьсот девяносто шестом году.
– Я не утверждала.
– Но на вопрос о дате рождения назвали этот год.
– Возможно, я плохо помню тот разговор с хроном, прошло много времени.
– Знаете, – Ветров перестал сверлить меня взглядом, – нам бы очень хотелось услышать всё, что вы помните.
Во рту стало сухо, хочет он, я тоже много чего хочу.
– Мне не чем вас порадовать. Все мои воспоминания связаны с социальной службой.
– Врёте.
– Думайте что хотите.
Андрий не дал развить тему.
– Мы не причиним вам вреда у нас другие цели.
Как бы верю, цели у них.
– Какие гарантии неприкосновенности личности вы можете дать?
– Торгуетесь? – правовед вставил своё слово в общую беседу.
– Я не сумасшедшая и не желаю всю жизнь провести в закрытом заведении под лекарствами, потому что кто-то решил, что в моей голове бардак.
Ветров правильно понял, этот камень был в его огород.
– Думаю, пока вы не убедитесь, что наша беседа ни как ни отразится на вашей жизни, продолжать его, смысла нет.
Помня о том, что ведётся запись, промолчала. Пусть понимают, как хотят.
Андрий Волховский сделал вывод из сказанного.
– Значит договор. Генри сколько понадобиться времени для его составления?
– Около часа.
– Прекрасно, а мы пока поговорим.
Я демонстративно сложила руки на груди. Не поговорим. Андрию слова были не нужны.
– Вы Влада посидите, послушаете, а я поговорю, знаете, как старики любят рассказывать о том, что узнали за жизнь.
– Вам до старика как мне до…
Хотела сказать до пенсии, но подумала, что прозвучит грубо.
– До внуков.