Рандеву с йети

На дороге было темно. Луна маячила где-то над самым горизонтом, но ее заслоняли облака, и Коля шел практически в полной мгле. Впрочем, ему не впервой. Дорогу он знал как свои пять пальцев — до последней выбоины. Так что бояться было нечего. Бояться нечего, еще раз подумал про себя Коля и вдруг почувствовал, как по спине у него пробежал неприятный холодок. С чего бы это, удивился Коля. Темноты он не боялся никогда, даже в самом далеком детстве. Потому что не верил в то, что в темноте мир другой, чем при белом свете. А в бабу-ягу он перестал верить года в три. Папа у него тоже был математик и сторонник рациональной картины мира. И приложил максимум усилий, чтобы объяснить маленькому Коле, что все чудеса — и страшные, и не очень — люди придумали для того, чтоб оправдать собственные страхи и собственную глупость. А бояться в мире нечего — если не считать самих людей, конечно.

Но теперь-то холодок был вполне ощутим. Такой же, как тогда, когда Коле навстречу вышли из придорожных посадок трое местных молодых людей и Коля понял, что его сейчас будут бить. Боли он боялся всегда, и тогда ему, конечно же, было страшно. Но сейчас он никого не видел и не слышал. Да и вряд ли местные еще раз решатся на что-либо подобное. Он их проучил. Как они того и заслуживали.

— Эй, придурки, — на всякий случай крикнул Коля, обращаясь к темным деревьям справа от дороги. — Еще раз увижу, что вы за мной ходите, всех к чертовой матери пересажаю.

В ответ никаких внятных звуков Коля не услышал. Ни треска веток под удаляющимися шагами, ничего. Да, скорее всего ничего и не было. Так, атавизм. Наследие дикой природы. Мы все произошли от обезьян, и наше тело, вне зависимости от волевого и рационального контроля, унаследовало обезьяньи страхи. Все приматы боятся змей и пауков. Почему змей — еще можно объяснить. Почему пауков — совершенно непонятно. Из известных Коле пауков могли ощутимо укусить только тарантул, да еще крупный крестовик. Но Коля неоднократно ловил себя на том, что брать в руки паука, любого паука, ему неприятно до крайности. На уровне физического отвращения. В то время как жуки и бабочки в нем никаких подобных чувств не вызывают. А тем более раки. Эти вызывают совершенно иного рода чувства — гастрономические. Но пауки — брр. Ничего не поделаешь. Генетическая память. То же и с темнотой. Знаю же, что ничего здесь этакого нет. А тело — боится.

Позади хрустнула ветка. Коля обернулся. И вдруг на фоне полной, непроглядной ночной темноты увидел самого себя. Мертвым. Он был трезв, он не спал, и в то же самое время как будто грезил наяву или видел сон. Тьма перед его глазами рассеялась, и он увидел берег реки, и камыши, и себя, одетого в джинсы и майку, с синим лицом утопленника, с неподвижными руками и ногами, прибитого к берегу течением.

Так, этого только не хватало, подумал Коля. Рехнуться, не дожив до сорока. И, главное, с чего? Никаких предпосылок, никаких симптомов начинающегося психического заболевания.

Тьма опять сгустилась. Картинка пропала. Коля встряхнулся, как собака, пытаясь окончательно избавиться от наваждения. Привидится же такое. Нет, к психиатру все-таки надо будет съездить. Причем не в Маркс, а в Саратов. К приличному специалисту. Показаться, все объяснить и расспросить, как с этим бороться. Любую болезнь надо пресекать в корне — это Коля усвоил с самого детства. Если заныл зуб, нужно срочно бежать к зубному, а не ждать, пока разнесет всю челюсть. Так и здесь — есть симптом, нужно искать, откуда он взялся, и давить в корне. Чтобы не было потом больших проблем.

По спине опять пробежал холодок. Так, снова начинается, подумал Коля. Надо взять себя в руки. Нельзя поддаваться панике. Никак нельзя. Запаникуешь — свихнешься окончательно. Коля обернулся. Никого. И ничего. Он пошел быстрее. До трассы оставалось максимум километра два. Виден был даже отсвет от фар проехавшего со стороны Энгельса автомобиля. Самой машины, правда, видно не было — мешали посадки. И слышно тоже не было. Почти. Слишком громко звенели в траве кузнечики. Не перекричишь.

Ощущение холодка на спине не проходило. Коля сорвался сперва на быстрый шаг, а потом и вовсе побежал, уверяя себя, что это вовсе не паника. Что просто он хочет побыстрее добраться до трассы, где его там подхватит какой-нибудь грузовик и довезет до поворота на Подлесное. Всего-то двенадцать километров. И от поворота до дома — еще полтора километра. Но там светло. Там скотный двор, освещенный, и от него светло на дороге. Там ничего не страшно.