А вышло все так. Коля уже торжествовал победу. Приехав в очередной раз в Сеславино на попутном молоковозе — сеславинские, смирившись с его присутствием, стали его даже подвозить, — он заявился под вечер к Ольге Нестеровне, одетый в опять же не новый, но вполне приличный по деревенским меркам костюм, с букетиком нарванных по дороге полевых цветов и даже с шоколадкой, что для Коли было мотовством просто запредельным.
Ольга Нестеровна пустила его на сей раз в дом. Коля торжествовал. Курочка — она, как известно, по зернышку клюет. Вчера на порог, сегодня в дом, не завтра, так послезавтра и до спальни дело дойдет. И тем отраднее была эта маленькая победа, что не далее как вчера он рискнул пойти ва-банк и, чувствуя за собой право победителя, предложить, как он выразился, «новый формат» их будущей совместной жизни. Коля переедет в Сеславино. Поможет подправить дом. Казенную квартиру в Подлесном вернет администрации и станет получать положенные ему квартирные. Сумма, конечно, небольшая, но ведь не помешает, верно? Единственное, чем придется поступиться Ольге Нестеровне — это сыном. Потому что Коля просто физически не может себя представить под одной крышей с этим придурком. Он, кажется, именно так и сказал — придурком. А что, разве это не так? Он, конечно, мог принять в расчет материнские чувства и тому подобную патетику. Но разве сама Ольга Нестеровна не страдала от того, что ребенок у нее, ну, скажем так, не совсем нормальный. А для не совсем нормальных детей существуют специализированные заведения. Где их и учат, и лечат — тех, кто поддаются лечению и обучению. И мальчику самому там будет лучше. Там будет профессиональная помощь. А Ольга Нестеровна снимет с себя тяжкий груз. И к тому же — она ведь еще молодая женщина. У нее могут быть другие дети, нормальные. К чему ставить на собственной жизни крест, если один раз не повезло? Правильно, совершенно это ни к чему. И он, Коля, может ей в строительстве этой новой жизни, светлой и прекрасной, помочь.
Ольга Колю выслушала. От первого до последнего слова. А потом очень его попросила больше к ней не приходить. Потому что он такой ей совсем не нужен. Она сама знает, как устроить собственную жизнь. Ей, собственно, та жизнь, которой она сейчас живет, очень даже нравится. И ни в Колиных советах, ни в Колином участии, ни даже в Колином присутствии она совершенно не нуждается. Это если перевести на интеллигентный русский язык общий смысл того, что сказала ему Ольга. А вот на следующий день она пригласила зайти в дом и поставила чай.
За чаем она, конечно, повторила вчерашнюю просьбу: оставить их с Андреем в покое. И больше в Сеславине не появляться. И намекнула на некие неясного характера опасности, которые подстерегают Колю в том случае, если он к этому ее совету не прислушается — то есть, собственно, даже не намекнула, а так прямо и сказала, что опасность есть, и опасность смертельная. Какого рода эта опасность, она, правда, разъяснять не стала. Но очень старалась, чтобы Коля ей поверил. Только что за руки не хватала. Из чего Коля сделал вывод, что в душе у нее идет напряженная борьба между привычкой — к одинокой размеренной жизни, к сыну-идиоту, к не совсем приятным взглядам односельчан и к постоянной самообороне — и между тягой к новому, то есть к нему, к Коле. И эта борьба выливается в такие вот фантазии. Коля давно предполагал, что и антипатии местного населения к нему, к Коле, тоже не на пустом месте возникли. Что и это тоже для гражданки Семеновой был доступный ей способ самообороны от новой жизни. И что побили Колю тоже если не с ее ведома, то по ее наводке. Но Коля настолько увлекся, что готов был простить ей даже это — тем более что сам этот эпизод послужил в конечном счете его же, Колиному, возвышению.
Так что когда допили чай и Ольга выпроводила Колю восвояси, еще раз настоятельно попросив его прислушаться к ее словам и не подвергать себя неведомой опасности, Коля кивнул, пожелал ей спокойной ночи и пошел в сторону трассы во вполне даже приподнятом настроении. Дело сдвинулось с мертвой точки, и, если так пойдет и дальше, к осени можно будет переселяться в Сеславино. Щенка этого полоумного отправим в интернат — там ему самое место. Ольга, конечно, первое время потоскует, да и ездить к нему туда станет чуть не каждую неделю. Но он постепенно убедит ее, что каждый ее визит только расстраивает ребенка и не самым лучшим образом сказывается на его психике. А потом сделает ей другого ребенка, своего, нормального. И ей будет чем заняться. И про дауна своего она постепенно забудет.