Рана

Мама оказалась одна, впервые за много лет. Но Андрей позвонил через полгода и сказал, что в Волжском тепло и что он ее ждет. Она позвонила и сказала мне, что продает квартиру и едет в Волжский к любимому мужчине. Когда мама сказала мне, что переезжает в Волжский, я сделала вид, что удивилась, но на самом деле не удивилась. Мне было понятно ее желание сбежать из Усть-Илимска, было мне понятно и то, что побег возможен только тогда, когда даже дома ты чувствуешь себя бездомной. Просто отказаться от нажитого, просто бросить все и уехать в неизвестный чужой город, потому что все, что тебя окружает и тебе принадлежит, на самом деле тебе не принадлежит. Я сама чувствовала в себе эту бездомность – кажется, она появилась раньше меня самой. Представляя географию своей семьи по материнской линии, я понимаю, что двадцатый век был для нас веком дороги и бесприютности. Почему моя прабабка перебралась с Камчатки на станцию Зима? Как моя двоюродная бабка Миннегель Музафарова, по-русски для простоты названная Машей, оказалась в Сибири с маленьким братом, моим дедом Рафиком, на руках? Как вообще мы все появились в Усть-Илимске и какой ценой родилась сначала моя мать, а потом и я? О причинах говорить было не принято, было принято говорить о настоящем – о еде, тепле и жизни как способности. И я жила так. И я, как только у меня появилась возможность, сделала все, чтобы сбежать из Усть-Илимска. Мамино решение мне казалось органичным – нет ничего привычнее, чем срываться с теплого насиженного места и куда-то ехать. За лучшей жизнью, за спасением. Мама ехала за любовью. Как настоящая женщина.

В Волжском она сняла маленькую комнату в коммуналке и стала ждать, пока кто-нибудь купит нашу усть-илимскую квартиру. Проработав всю жизнь на деревоперерабатывающем заводе, она обнаружила, что ничего другого не умеет. К сорока годам она не научилась пользоваться компьютером, его у нас попросту не было, а на работе машина имела только четыре кнопки, каждая из которых обозначала сорт дерева. В Волжском нет леса и нет деревоперерабатывающего завода, а пилорамы и фабрики мебели получали древесину уже обработанной. Мамины образование и навыки не могли пригодиться в степи. Продавцом ее не взяли из-за возраста. Цветочный магазин, в котором она попробовала работать, ей совсем не подошел: там было холодно и сыро, суставы ныли, а продавать она, как выяснилось в процессе, совершенно не умела. По объявлению мама нанялась на продовольственный склад. Фасовала чай, кофе, крупы, конфеты. Работала по ночам, а утром приходила в шумную коммуналку. Она признавалась мне, что не воровала со склада, хотя ее коллеги тащили все, что им требовалось в хозяйстве. Мама исправно покупала для себя все со скидкой сотрудника. Но порой она все же позволяла себе вынести со склада конфетку, чтобы принести ее Андрею. Андрей во сне приветствовал ее с дивана и спрашивал, принесла ли она в этот раз конфетку. Она приносила иногда в кармане жакета «Левушку», «Ласточку» или «Весну».