Ракеты. Жизнь. Судьба.

освещения и удобствами во дворе, такую же съемную комнату,

коммунальную квартиру, «хрущебу» и т.д.

Все бытовые тяготы падали на жену, я с утра до вечера пропадал на работе

или в командировках на полигоне и в Москве.

Из последней такой квартиры я, в ранге генерального конструктора, уехал.

Большинство знакомых только удивлялись моему харьковскому жилью, но я

уже писал о своей крайней беспомощности в решении бытовых проблем.

Как всякий ракетчик, я – человек суеверный. Суеверным был и гениальный

создатель квантовой механики Нильс Бор (о чем сохранились воспоминания

современников), так что я не очень расстраиваюсь по этому поводу. Поэтому,

несмотря на боязнь «сглазить», должен написать, что только здесь, в

Израиле, я живу в нормальной квартире в доме с работающим лифтом, всегда

имеющейся холодной и горячей водой и всеми коммунальными услугами.

Дом ремонтируют и за порядком в нем следят, подъезды убирают, подходы к

дому освещены и находятся в приличном состоянии. Так что теперь мои

жилищные условия соответствуют человеческим, конечно, никаких вилл и

особняков у меня нет. Мои дети живут в том же городе, сравнительно

недалеко от меня, что существенно облегчает мою жизнь.

Как видите, никаких излишеств, но после моей предыдущей жизни я доволен,

жаль только, что это время наступило так поздно.

Возвращаясь к моей биографии, скажу, что поступил в обычную мужскую

среднюю школу, которую закончил с золотой медалью. Уверенно я

направился в приемную комиссию физического факультета Харьковского

университета, так как в законе было четко сказано, что обладатели золотых

медалей имеют право поступать в институт без экзаменов. Но, как говорится

в хорошем советском анекдоте, «право ты имеешь, но не можешь».

Сотрудник, специально подобранный для такой работы как отказ в

поступлении лицам, которых партия не хотела пропускать, заявил, что я не

пройду медицинскую комиссию. Я робко заметил, что еще и не пытался, и

тут последовал четкий ответ (я, конечно, был не единственным абитуриентом

такого рода), что он (секретарь) это и так знает и документов у меня не

примет. Так я впервые столкнулся во весь рост с государственным

антисемитизмом. В школе его не было вообще. Я еще вернусь к вопросу

антисемитизма, он не мог не коснуться и меня при жизни в СССР, коль скоро

это была практически открытая государственная политика.

6

Но пока я поступил на радиотехнический факультет Харьковского

политехнического института, существенно уступавшего по рейтингу

физическому факультету университета, в тот год (1951) евреев еще, хоть и с

трудом, туда брали. Потом началось «дело врачей» - и брать перестали.

Радиофак

был

обычным

техническим

факультетом

обычного

провинциального ВУЗа, но студентам уже на третьем курсе оформляли

«допуск к секретным работам». Тем, кто не знает, что это такое, просто

повезло. Поводом для отказа в оформлении тогда было только наличие

родственника за границей.

«Неудачники» переводились на другие факультеты, где допуск не требовался.

По сути, он был не нужен и на радиофаке, какие уж там секреты могли

сообщить студентам, это был просто подготовительный шаг к

«распределению» после окончания института, поскольку наших выпускников

направляли в абсолютном большинстве на предприятия оборонной

промышленности, где «допуск к секретным работам» был совершенно

обязательным. Об ограничениях, накладываемых на владельца допуска, я еще

расскажу. Родственников и даже знакомых за рубежом у меня не было,

учился я только на «5», так что первый барьер я перешел. Ничего особо

выдающегося со мной в институте не происходило. Стоит только сказать о

двух вещах. В сборнике студенческого научного общества института была

напечатана моя работа о применении операционного исчисления к некоторым

краевым задачам. Никакого интереса, кроме как у меня самого, она не

вызвала, это просто моя первая изданная в типографии маленькая статья.

Вторая публикация была серьезней... Читать нам лекции по физике

пригласили доцента из высшего военного училища. Он видел меня на

лекциях и судить мог только по задаваемым ему вопросам. Тем не менее, он

пригласил меня помочь в подготовке его статьи (речь шла о помощи в

выкладках) и очень любезно поместил мою фамилию рядом со своей в числе

авторов, чему я был и удивлен, и обрадован. Так в журнале Академии Наук

(!!!) СССР «Физика металлов и металловедение» (том IV, вып. 2 за 1957 год)

появилась статья Г.Е.Зильбермана и Я.Е.Айзенберга «О возможной форме

поверхности постоянной энергии электронов в периодическом поле

решетки». Судя по последующей реакции физиков, она вызвала некоторый

интерес у теоретиков. Это и есть моя первая настоящая научная работа.

Согласитесь, что статья студента провинциального вуза по теоретической